Что же касается обещания Чимино лично продюсировать «Взвод», он был полностью поглощен «Драконом». В тот момент, когда я нуждался в нем, он погряз в подготовке к съемкам, скрывшись на киностудии Дино в Уилмингтоне. Вот и верь обещаниям киношников после этого. Мне было больно видеть, и как распадается мой актерский состав, и как наши тщательно разработанные планы съемок на Филиппинах с минимумом затрат пошли псу под хвост. Я уже зарекался после «Рожденного» браться за тему Вьетнама, но поддался чарам Чимино, который побудил меня достать старый сценарий «Взвода».
В конце концов, Чимино был прав по поводу темы Вьетнама, однако я был в ярости, просто вне себя. Я понимал, что Дино на самом деле пытался снять фильм. Здесь мне его не в чем было винить. Однако прошел месяц, еще один, другой, и я начал понимать, что на самом деле у меня есть другая огромная проблема: мой сценарий «Взвода» теперь принадлежал Дино. Когда я попросил его компанию вернуть обратно мои права, оказалось, что все не так просто. Юристы, конечно же, говорили: «Это же бизнес. Дино потратил деньги…» и тому подобное. Пускай Дино умел околдовывать, в конечном счете, он был также и самым обычным итальянским бандитом. «Держись за то, что получил. Никогда ничего не возвращай». Закон джунглей киноиндустрии.
Будто бы этого оскорбления было недостаточно, Дино еще придерживал последнюю выплату за написание «Дракона», гонорар за который и без того урезали вдвое. Несмотря на мои ограниченные финансы, мне пришлось пойти в атаку на Дино Де Лаурентиса, для которого судебный иск имел не больше значения, чем штраф за парковку в неположенном месте (напрашивается сравнение с Дональдом Трампом). Я не мог прибегнуть к услугам моего адвоката Томаса Поллока, который был также и юристом Дино. И разумеется, Дино был гораздо более крупным клиентом, чем я. Поэтому я отправился в юридическую фирму «Гринберг, Глускер», где работал Берт Филдс, считавшийся одним из лучших адвокатов в сфере киноиндустрии. Филдс отдал меня на попечение рослого красавчика с подобающим профессиональному стрелку с Дикого Запада именем Боб Маршалл. Он выглядел как человек, который на законных основаниях может надавать по яйцам; надеюсь, что это будут яйца Дино. Однако, как и в большинстве судебных дел, вся эта неприятная ситуация затянулась.
Мой папа же умирал. Он лежал в больнице с дыхательной трубкой в носу, утыканный, как игольница, капельницами, с катетером между ног. Было шоком видеть в таком состоянии этого когда-то красивого импозантного мужчину, который возвращался домой каждый день в 17:30. Его встречала у двери наша большая черная пуделиха Дженни, виляющая хвостом. Она предусмотрительно забирала у него из рук вечернюю газету, которая исчезала в ее пасти. Папу подключили к аппарату гемодиализа. Его почки отказывались работать. Он уже прекратил бороться, на лице его застыла маска скорби. Хотя чувство юмора он все же не утратил, выдавив из себя: «Боже мой, сынок, неужели тебе кажется, что это весело? Подожди, скоро сам все это ощутишь, когда окажешься здесь». Он потерял в весе: с 80 до 56 кг; просто кожа да кости, мышц совсем не осталось. Это был человек, которого я когда-то называл «папа» и который казался таким сильным. Сущий кошмар, как будто я видел самого себя в будущем.
Медсестры сняли с него дыхательную трубку, и мы смогли поговорить. Он был под дурманом лекарств, но старался говорить связно и вроде даже был рад видеть меня. Ну, или… Вот в том-то и проблема. На самом деле я не знал, был он рад моему присутствию или нет, ведь мне никогда не удавалось соответствовать его ожиданиям. Впрочем, во мне говорила и моя паранойя. Может быть, я наконец оправдал его надежды? Но даже после «Оскара» я не чувствовал себя успешным человеком. Меня затянуло в юридическую трясину, а моим противником был сам Дино Де Лаурентис. Я снова стал жертвой обстоятельств, был бессилен и так же несчастен, как отец, который, в отличие от меня, умирал.
Мне пришлось прервать нашу встречу, чтобы сделать «важный звонок» в назначенное время Бобу Маршаллу в Лос-Анджелес из телефонной будки посреди больничного коридора. Дино имел дурную привычку максимально затягивать с оплатой счетов, с запозданием на месяцы. Это была распространенная практика в киноиндустрии. Так можно было немного заработать, прокручивая деньги в банке. Но тут вышла осечка. Ошибка Дино заключалась в том, что он не заплатил мне полностью за работу над «Драконом». В результате мой адвокат, будто шериф с пограничной заставы, заявил мне, что мы получим судебный приказ о запрете «Дракона». Мой договор с Дино по «Дракону» был юридически связан со «Взводом». Если нам удастся напугать Дино, поставив под удар «Дракона», то мы, возможно, сможем вынудить его вернуть мне сценарий к «Взводу». Сильный шаг, который бы привлек внимание не только Дино, но, что более важно, и дистрибьютора, MGM. Терять было нечего (заставить Дино снять «Взвод» я никак не мог), поэтому я дал свое согласие. Дерьмо попало в вентилятор.
Я вернулся к папе. Боже мой, как же скверно обстояли мои дела. Все это отразилось на моем лице. У меня было все в 33 года — слава, будущее, деньги. И сейчас, в 38 лет, я практически лишился всего этого. Я взглянул на отца. Он был так беспомощен. Это означало конец, конец всему. Разве мои проблемы можно было сравнить с его ситуацией? Но, по крайней мере, он прожил свою жизнь и, насколько это возможно, приготовился к смерти. Мне было жалко его. Больше всего ему хотелось убраться отсюда и вернуться домой, чтобы выпить скотч, выкурить сигарету и пообщаться с другом, предпочтительно на шпильках и в нейлоновых чулках. Я продолжал убеждать его, что стоит довериться доктору и позаботиться о себе, чтобы увидеть ребенка через несколько месяцев. А может быть, ему было наплевать на это? Жить ему не хотелось. Он шел навстречу смерти. Может быть, придет день, и я его пойму. «Но ты не понимаешь, сынок, — мог бы сказать он. — Ты не понимаешь меня, потому что не прожил мою жизнь». Несмотря на тяжелую болезнь, старый бунтарский дух дал о себе знать, вдохнув в него оставшиеся силы. «У меня была хорошая жизнь, сынок. Я все потратил. Не жди от меня чего-либо… Матери скажи, что у нее есть страховка и все. Она спятила, если думает, что я снова на ней женюсь». Суровая отцовская отповедь. Незабываемо.
Я помню чувство обиды и даже ненависти к отцу, которое захлестнуло меня на выходе из больницы. Почему он все время был таким эгоистом? Мне и так нужно было разбираться с Дино, которого я считал худшим человеком на земле. И вот мой собственный отец борется за деньги, за завещание, за передачу квартиры и так далее с бывшей женой и со мной, со своим сыном, а также с внуком, который скоро должен прийти в этот мир. Впрочем, он же предупреждал меня. Это правда. Он опустошил большую часть семейного трастового фонда, жил на широкую ногу, ни о чем не сожалел и ни в чем себе не отказывал. Как и обещал, он оплатил мое образование. Теперь же я был предоставлен самому себе. К тому же мне было непонятно, на что собирается жить моя мать в ближайшие годы с учетом ограниченных сумм выплат по страховке. Только если снова выйдет замуж. А если нет? Она будет ждать поддержки от меня. Братьев и сестер у меня же не было.
Все планы и надежды, построенные на великолепной новогодней вечеринке Дино на юге Франции, просто развалились. Люди, которые тогда обнимались и обменивались поцелуями, больше не разговаривали друг с другом. Журнал Time со своей обложки провозглашал, что предсказания Оруэлла про 1984 год не сбылись, косвенно обвиняя писателя в лжепророчестве. Я же видел прямо противоположное: СМИ промыли мозги нации, и мы всё больше погружались в ящик, из которого никто не мог выбраться. В какой мир попадет мое дитя? «Взвод» был снят с повестки. Мой отец умирал, так и не увидев моего ребенка. Это был тяжелый и в конечном счете дрянной год.