Мужчина сглатывает слюну. Кивает. Пожимает протянутую руку Валентина.
– Что больше любят твои дочки? Сухарики или рисовые галеты?
– Э-э… Наверно, сухарики.
– Ок. А тебя зовут?..
– …Грегори.
– Отлично, Грегори. Сухарики.
Валентин оборачивается, кладет руку на плечо Лили.
– Всё хорошо? – шепчет он.
– Пожалуй.
Они садятся на корточки друг напротив друга. Их склоненные над ящиками головы так близко, что темная челка Лили щекочет Валентину лоб. От нее странно пахнет смесью пряностей и пота с едва уловимым душком помойки. Валентин глотает вертящееся на языке насмешливое замечание. Ему и самому не повредил бы душ.
– Вот, – говорит Валентин, поднимаясь. – Идем.
Он протягивает ящик поменьше Грегори. Лили берет большой. Она вцепилась в него изо всех сил, еще не оправившись от их стычки. Грегори вполне пришел в себя и, когда они направляются к паркингу, говорит:
– Что бы ни случилось, не бегите.
– Почему? – спрашивает Валентин.
– Потому что все бросятся на вас, это рефлекс. И еще не вступайте в визуальный контакт. Ниже голову.
– Ты военный?
– Нет, – вздыхает он, и впервые его лицо трогает улыбка с оттенком фатализма. – Просто голубой и родился в таком месте, где это не катит.
Они выходят за угол стены, срезают путь по диагонали через пустую парковку, проходят мимо нескольких оставшихся машин, надеясь остаться незамеченными.
Увы.
Трое парней лет двадцати вылезли из разбитой витрины и показывают на них пальцами. Вот они уже идут им навстречу. Очень быстро к ним присоединяются другие – пара средних лет, высокая девушка с шальными глазами, двое мужчин, наверно, отец и сын. Грегори продолжает двигаться к машине, но очень скоро вынужден остановиться. Вновь прибывшие отрезали им путь. Валентин смотрит на них. Их взгляды жестки, полны решимости, и, хоть еще незнакомые минуту назад, теперь они словно говорят: «Вместе мы сила», – образуя барьер враждебных тел.
Метрах в пятидесяти от них спутник Грегори вышел из машины и наблюдает, готовый вмешаться. Грегори передает ящик Валентину, делает шаг вперед, вздернув подбородок. Смотрит незнакомцам в лица одному за другим.
– В той машине мои дочери, – говорит он спокойно. – Им совсем не хочется смотреть, как их отец дерется, и я тоже не хочу показаться им таким. Но если кто-то из вас попытается отнять у них хоть грамм пищи, я его изувечу. Желающие есть?
Голос его ровный, ледяной, и это видимое спокойствие еще опаснее, чем охвативший его давеча гнев. Импровизированная группа переглядывается. Колеблется. Наконец отец с сыном уходят.
– А они? – шипит один из молодых парней, показывая на Лили и Валентина.
– Они со мной.
Не дав им времени возразить, Грегори делает шаг вперед. Группка раскалывается надвое, пропуская его. Лили и Валентин идут следом, стараясь шагать уверенно, хотя у обоих дрожат коленки. Они не решаются оглянуться, пока не добираются до машины Грегори. Тот передает еду своему спутнику.
– Спасибо, – тихо говорит Валентин.
– Мы еще не унесли ноги. Вам лучше сесть назад с девочками, пока мы не выедем на шоссе.
Малышки пристегнуты ремнями в детских автокреслах. Валентин улыбается им, втискивается между ними, а Лили, не протестуя, усаживается ему на колени с ящиком в руках.
– Ты кто? – спрашивает девочка справа, когда спутник Грегори заводит мотор.
– Санта-Клаус, – отвечает он заговорщическим тоном.
– Неправда!
– Клянусь.
– У тебя нет красной шубы!
– Это потому, что я ношу ее только зимой. Сейчас мне в ней было бы жарко! Смотри, я принес тебе подарок…
Валентин, изогнувшись, засовывает руку в карман, подносит сжатый кулак к лицу девчушки, разжимает его.
– Ничего нет! – возмущается она. – Ни-и-ичего-о-о-о!
– Как это? Ты не видишь?
Она наклоняется к руке Валентина, пока глаза не начинают косить, выпрямляется, сердито фыркает.
– Ничего нет!
– Есть. Сон, который ты увидишь сегодня ночью. Я раскрыл ладонь, и он теперь летает в машине, но, как только ты уснешь, он тебе приснится. Это очень, очень хороший сон. Вот увидишь.
Девочка поджимает губки, как будто раздумывая, верить ли ему.
– Я знаю, что ты никакой не Санта-Клаус, вот…
Валентин несколько раз поднимает брови. Девчушка смеется.
– А где же твои о’ени? – спрашивает малышка слева.
– Мои олени? Э-э…
На помощь приходит Лили.
– Олени в большом саду на дне моря. Они уходят туда на лето, щиплют водоросли и играют вместе.
– На дне мо’я?
– Конечно! А ты не знала?
Девочка внимательно смотрит на нее.
– Нет, – отвечает она, подумав.
И забивается глубже в кресло, мечтательно глядя перед собой.
Грегори молча благодарит их, подмигнув. Интересно, думается Валентину, что знают девочки, рассказал ли он им о взрывах и как. А он рассказал бы своим детям, если бы они у него были? Скорее всего нет. Он ведь скрывал от матери, это почти то же самое. Но она всё поняла, как он ни старался. Поняла и…
Перестать думать о матери.
Перестать думать.
Валентин чувствует, что он на грани и вот-вот сорвется в бездну ее отсутствия. Сглотнув ком в горле, он обращается к Грегори:
– Вы куда едете?
– У меня родня близ Нуармутье
[8].
– На полуострове?
– Да. А вы?
Они уже вырулили с паркинга и едут налево, к пробкам. Сейчас их пути разойдутся.
– На юг Бретани, – говорит Лили. – То есть если доедем. Как бы то ни было, удачи вам.
– Угу. И вам.
Перебравшись через младшую девочку, Лили и Валентин выходят из машины.
– Счастливого пути! – желает им Грегори перед тем, как захлопнуть дверцу.
Метрах в пятидесяти впереди Сара уже машет им. Они подходят к спортивной машине молча.
– Удачно? – спрашивает Сара, глядя на ящик, полный снеди.
Валентин и Лили переглядываются.
– Удачно, – коротко кивает Лили и, перепрыгнув через дверцу, усаживается на узенькое пространство на заднем сиденье, поджав ноги.
– Для начала всем по чипсам! – поспешно предлагает Валентин, чтобы закрыть тему.
