Рядом с ней на неровном полу, источенном приливами, лежит Ребенок. Он спит. Ева берет его на руки, поднимает маленькое тельце. Она несет его к одному из песчаных островков у каменной стены, которые служат матрасами, и тихонько кладет на песок. Ложится рядом. Присутствие Ребенка мало-помалу успокаивает ее, дыхание становится ровнее.
Завтра, может быть, всё вернется в колею.
Она говорит себе это.
Говорит, зная, что это неправда. И всё же в сгущающихся сумерках Ева мысленно повторяет это еще раз, сжимая кулачок Ребенка в своей руке, и еще долго лежит так, с широко открытыми в темноте глазами, слушая звуки внешнего мира.
90
Ч – 13
Сара прижимает колени к груди.
Теплый дождь поливает собравшуюся на пляже толпу. Он затих ненадолго, потом припустил еще сильней. В семейной зоне люди теснятся, прячась под кусками брезента, мусорными мешками и связанными между собой пальто. Но там, где находится Сара, голые тела мокнут под ливнем без всякой защиты. И при одной только мысли, что надо куда-то идти, она чувствует, как наваливается усталость.
Какая-то женщина кладет руку ей на спину, приглашая. Сара не обращает на нее внимания. Столько тел она перетрогала, чтобы почувствовать себя живой, что теперь ощущает перебор, как будто с нее заживо сдирают кожу – каждое чужое прикосновение, кажется ей, оторвало кусок, и она кровоточит еще сильней. Ей срочно надо собраться, иначе она совсем потеряется.
Но разве не этого она хотела? Потеряться, утонуть в толпе, перестать думать?
Да. Вот только этот тропический ливень разбудил ее, вернул самой себе. Знакомая пульсация вновь стучит в ее венах, и она не в силах ее остановить. Это пульсирует в ней неиссякаемый гнев. Это текут воспоминания, полные пожелтевших диапозитивов и досадных пустот. Вся ее жизнь проходит перед глазами, напоминая ей, кто она, вызывая ее мерцающие грезы из потаенных глубин детства. За сомкнутыми веками смотрит на проезжающие вагоны.
Окно – воспоминание, и еще, и еще, всё быстрей и быстрей.
И слезы смешиваются с дождем на грязных щеках, когда, сморенная усталостью, Сара засыпает.
Часть пятая
91
Ч – 9
Валентин протирает глаза.
Когда он открывает их, в нескольких сантиметрах от его лица на него смотрит маленькое личико.
– Ну ты и соня, – говорит ему Нинон. – Все уже встали!
Приподнявшись на локте, он улыбается девочке. Бледный дневной свет пробивается сквозь занавески гостиной. Гроза прошла, но всё так же жарко и влажно. Лили стоит за диваном, который предоставили ему на ночь.
– Который час? – спрашивает он.
– Половина девятого. – Лили морщится. – Земля дрожит еще сильней.
Действительно, они уже привыкли к этой постоянной вибрации, точно моряки к качке. Но вещицы на полках ходят ходуном, как никогда.
Они обмениваются долгим взглядом, и в их глазах трепещут кадры видеороликов со стеной взрывов, которые смотрели оба. Через неполных восемь часов ужас мужчин и женщин, виденных на экранах компьютеров, станет их ужасом.
Валентин надевает футболку, натягивает джинсы. Ему осталось их носить только это утро. Потом все облачатся в гидрокостюмы и выйдут в море, навстречу опасности.
Лора, Марк и Беатрис беспокоятся, что в месте встречи двух стен взрывы будут сильнее, чем где бы то ни было. Они решили миновать эту условную линию на катере, пройти несколько километров навстречу стене, которая идет с запада, и погрузиться там, над затонувшей субмариной с толстым металлическим корпусом. Их прагматичный анализ ситуации и скрупулезное планирование почти успокаивают.
Валентин идет вслед за Лили в кухню. Объятия. Поцелуи. Натянутые улыбки. Он берет чашку кофе и машинально грызет печенье, всматриваясь в своих спутников. Все спокойны напоказ – чтобы не пугать Нинон, понимает он, хоть ему это и кажется напрасным.
– Я хотела бы познакомить всех с оборудованием, – сообщает Беатрис, – чтобы вы поняли, как оно работает. Валентин, Браим, вы самые неопытные, после Нинон, конечно. Я потренирую вас троих до полудня. Научу опорожнять маски, пользоваться стабилизирующим жилетом и всё такое.
– Мы оставили всё на катере, – уточняет Лора, – так что будете работать с тем, что осталось от наших родителей.
Все согласно кивают.
– Я не знаю, умеет ли Гвенаэль… – начинает Валентин.
– Он не бросит свой роман ради тренировки, – тревожится Лили.
– Если он хотя бы не выслушает инструкции, с нами не пойдет, – заявляет Беатрис тоном, не допускающим возражений. – Это подвергнет нас всех дополнительному риску.
Они переглядываются. Лили подходит к Беатрис.
– Клянусь тебе, я повторю ему перед отплытием всё, что ты нам скажешь. Если мы заставим Гвенаэля присоединиться к нам, он всё равно не будет слушать, наедине со мной до него дойдет больше.
– Мне это не нравится…
– Мы все делаем, что можем.
Беатрис напряженно кивает. Все идут в гараж. Валентин впереди. Его шансы на выживание сведутся к нулю, если он не научится обращаться с оборудованием. Нервничая, он старается сосредоточиться на демонстрации Беатрис.
Через час та предлагает спуститься на пляж и попрактиковаться в воде. Мозг Валентина перенасыщен информацией, которую ему никак не успеть переварить. Лили встает перед ним, заставляет посмотреть ей в глаза.
– Вэл?
– Мне страшно, – признается он. – Они все так спокойны. А я не могу. Мне кажется, я не понимаю ничего из того, что говорит Беатрис. Я… в ужасе.
– Я тоже. Но я всё сделаю как надо. И Лора, и Марк, и Беатрис, и остальные. Я знаю, и это помогает мне дышать. Дает силу верить, что у нас есть шанс.
Валентин кивает. Долго смотрит на нее, борясь с желанием обнять ее и сжать крепко-крепко, борясь с собой, чтобы не обращать внимания на дрожь под ногами и на дрожь своего тела. Поняв, что вот-вот не выдержит, он отворачивается и бредет прочь.
Густой туман окутал сад, пляж и горизонт.
92
Ч – 8
Лили-Анн входит в грот.
Это одно из редких мест, где еще сохранилось немного прохлады и видимости. Спуститься по лестнице с родительским оборудованием для погружений было нелегко. Лора и Беатрис освоились в роли учителей, едва ступив на песок; теперь Браим и Нинон плавают с ними в бушующих волнах, с баллонами, в гидрокостюмах и жилетах, а Валентин ждет своей очереди. Марк тем временем проверяет, пережила ли грозу надувная шлюпка.
– Гвенаэль?
