– Зефир, ты помнишь: листки, те, что привели меня к тебе… «ЧЕРНЫЕ СИЛУЭТЫ», написал ты на них.
– Ты думаешь, что это они?
– Возможно. Кажется, мне снились эти люди.
Ответ Лоума повергает меня в смятение. Он позвал нас сюда, в этом нет сомнений. Но почему нас? Зачем? Я пытаюсь поставить себя на его место. Он живет многие тысячи лет, наши жизни для него – какие-то несколько часов. Однако эти эмоции, которые он передал нам, – я их почувствовала. Что-то общее у нас наверняка есть. Инстинкт выживания? Взрывы мало-помалу уничтожают его планету. Он чувствует угрозу и ищет способ защититься? Почему он видит этот способ в нас?
– Мне одной захотелось войти в пузырь? – спрашивает мечтательно Ева.
Гвенаэль глубоко вдыхает и выдыхает.
Его рука, судорожно сжимающая ручку, болит, болит сгорбленная спина, болит пустой желудок. Он глотает злаковый батончик, перечитывая последние строчки.
Он знает, что такое этот пузырь. Иные скажут, что это метафора матки, или еще какую-нибудь чушь в этом роде из области психоанализа. Нет, не то. Этот пузырь – его воображение. Это то, что он пишет. Гвенаэль впускает своих персонажей в самое сокровенное в себе, чтобы дать им шанс спасти свой мир, когда его мир агонизирует и он ничего не может сделать. Писать всегда было для него единственным преобразующим актом. Заронить искру мечты, чтобы рассеять тьму.
Он протирает усталые глаза. Чуть раньше Лили-Анн в очередной раз прервала его, заставив выслушивать долгие технические подробности. У него осталось полтора часа, потом она вытащит его из этого грота хоть силой. Он чувствует, что конец его текста здесь, совсем близко, под рукой. И набирает в грудь побольше воздуха. Финишная прямая.
97
Ч – 5
Сара бежит по шоссе в густой толпе.
Она только что проснулась, будто кто-то ее подтолкнул, вскочила на ноги и поспешила нетвердой походкой.
Туман мешает ей различать малости свободного пространства на асфальте, и она часто налетает на людей, мешающих ее продвижению. Никто не реагирует – ни на ее спешку, ни на боль, ни даже на ее наготу. Эти люди уже мертвы. Они поставили крест на жизни.
Она пробегает развилку, хочет было вернуться назад… Нет, ее поворот не здесь. Ей нужна следующая дорога влево.
В голове звучит голос Валентина. Мы выходим в море завтра в полдень. Она понятия не имеет, который час. Уже за полдень? Может быть, и нет. Или, возможно, они отложили отъезд на час или два? Сара цепляется за эту хрупкую надежду, припускает быстрей.
Когда она сворачивает с шоссе, ей кажется, что туман редеет.
98
Ч – 4
Лили-Анн замирает. Вокруг надувной шлюпки, готовой к спуску на воду, замерли все.
За какие-то пять минут туман отчасти рассеялся, лишь влажная дымка теперь окутывает пейзаж. И они обнаружили, что пляж буквально покрыт животными. Олени, косули, зайцы, лошади, волки – кого тут только нет. Они явно здесь уже несколько часов, просто держались в стороне от людей. Они знают, это очевидно, что за ними захлопнулась западня. Приближение взрывов загнало их сюда, но они не решатся войти в бушующие волны, разве что в последний момент, когда будет слишком поздно. Птицы – множество птиц – кружат в небе бесконечными спиралями или удаляются в сторону моря.
Не будь их положение столь отчаянным, Лили-Анн, возможно, оценила бы завораживающую красоту этой сцены. Но она так полна тревоги, что лишь встряхивается и бежит ко входу в грот.
– Гвенаэль!
– Я закончил! – кричит он.
– Браво.
Она искренна. Но бурных выражений восторга не получается.
Гвенаэль чуть медлит, выходя из грота, отчасти привыкая к дневному свету, отчасти удивленный присутствием животных.
– Как в мультфильме Диснея, – шепчет он.
– Угу. И прости за спойлер, но в этой версии Бемби умрет.
Лили-Анн дает ему гидрокостюм, забирает рукопись и упаковывает ее в водонепроницаемый конверт, пока он переодевается.
– Я прочту конец на катере, – уточняет она, засунув конверт между купальником и гидрокостюмом. – Нам пора.
– Уже?
– Да. Сейчас отлив и штиль уже почти час. Если ждать дальше, начнется прилив и пойдет высокая волна. Мы не сможем выйти в море.
Гвенаэль кивает. Как только он заканчивает экипироваться, Лили-Анн за руку тащит его к надувной шлюпке. А старый Макс так и не пришел, с грустью отмечает она. Хоть и обещал быть…
– Так, – говорит Беатрис, – труднее всего будет пройти через прибрежные волны. Когда мы минуем их, доберемся до катера без проблем. Но на отмели есть риск опрокинуться. Если это случится, вернемся на пляж и повторим попытку. Поэтому, Нинон, ты сядешь со мной на корме и будешь держаться вот за эту ручку изо всех сил. Остальные, распределитесь по обеим сторонам, сзади и по центру. Лили-Анн, можно тебя попросить опустить и включить мотор?
– Да.
– Хорошо, сделаешь это, когда нас поднимет волна. Мы с Марком останемся в воде последними, чтобы отойти от пляжа. Вы готовы?
Все надевают капюшоны и застегивают молнии гидрокостюмов. Гвенаэль оглядывается на крутую тропу, ведущую к пляжу. Там никого.
– Мне очень жаль, что она не вернулась, – шепчет ему Лили-Анн.
Он кивает и берется вместе с ней за борт надувной лодки. Море отступило метров на пятнадцать. Они молча добираются до полосы прибоя и входят в воду.
В эту минуту из тумана доносится мелодия. Все обернулись. Макс сидит на высоком табурете, у самых деревьев, и играет, подбадривая их. «Я буду там». На свой лад он сдержал обещание. Сильное волнение сжимает горло Лили-Анн, пока она толкает лодку. Нинон, Лора и Браим садятся первыми. Остальные пока идут в воде.
– Гвенаэль, Валентин, Лили, теперь вы, – командует Беатрис.
Они забираются на борт. Лили-Анн садится у мотора, крепко держа рукоятку.
Две огромные пенные волны раскачивают их суденышко.
– Пора, Лили!
Мотор ревет. Раз. Другой. Наконец он изволит завестись, перекрывая звуки виолончели. Лили-Анн поворачивает рукоятку и ставит лодку чуть наискось, встречая устремляющуюся к ним волну. Другие волны поднимают Марка и Беатрис. Та тотчас берется за руль и ведет лодку вдоль пляжа. Лили-Анн понимает, что она пытается избежать гребней следующих волн. Лодка быстро набирает скорость и круто сворачивает в открытое море.
– Валентин, пересядь справа от меня! – вдруг кричит Беатрис.
Он повинуется. Лодка опасно кренится. Только скорость и вес их тел не дают ей опрокинуться. Нинон, слишком легкая, подскакивает каждый раз, когда лодка скребет по дну. Она визжит, цепляясь одной рукой за мать, другой за ручку.