Мира задремала под негромкую музыку и мелькание за окном. Ее сон был ярким, приятным, словно в него налили сахарного сиропа, накидали шоколада и пончиков, а сверху прикрыли сладкой ватой. Она брела по нему, улыбаясь, но оглядывалась, потому что неясно чувствовала опасность, исходившую от этого места. Она хотела проснуться, пару раз ей это даже удалось — она неясно видела шоссе впереди и слышала бренчавшую попсу, но сахарный сон снова затягивал ее. И вот сироп под ногами загустел, идти становилось труднее и труднее, сладкая вата падала сверху и таяла, превращаясь в клей. Мира отлепляла от себя растаявшую вату, но та падала все быстрее, и сироп под ногами становился все более тягучим. Мира беспомощно оглядывалась, но попросить о помощи было некого. В ее сне не оказалось людей. И когда она готова была завопить от ужаса, почувствовала, что ее тормошит Нина.
— Вставай, мы приехали. Бежим к кассам.
Оглядываясь, они перебежали небольшое расстояние от парковки до входа в терминал. И в кассах купили два билета на прямой рейс до Неаполя итальянской авиакомпании. Вылет был через пятьдесят минут.
— Повезло, вот повезло, — шептала Мира, стягивая ремень, чтобы пройти досмотр.
Предполетная суета отвлекла их от мысли о погоне. Никто не подошел к ним, не потребовал пройти с ними или показать документы, но все же они обе волновались, пока не объявили посадку, и на борт поднялись в числе первых. Потом они поволновались еще немного, потому что самолет задержали минут на пять. Но оказалось, что ждали заблудившихся в терминале пассажиров. Они выдохнули, когда самолет поехал к взлетной полосе, и выдохнули с еще большим облегчением, когда гигантский «боинг» оторвался от земли и сложил шасси.
Когда погасло табло взлета, Нина включила телефон и написала в документе короткое сообщение: «в восемь вечера в аэропорту, где не получили визу в сша». Она не сомневалась, что родители догадаются о Неаполе. Через несколько минут ее сообщение было уже стерто, оно сменилось коротким родительским «ок». Нина показала его Мире. Они переглянулись, надеясь на одно и то же: что сообщение написали родители, что они не в пыточном бункере преследователей где-нибудь в техасской пустыне. Девушки откинулись в креслах и уснули, пропустив напитки и ужин.
Глава 17,
в которой появляется еще один неизвестный и снова — Павел валерьевич (дядя Паша)
Он выезжал в аэропорт глубокой ночью на такси и не заметил слежки, вообще ничего подозрительного.
«Как дела?» — ежеминутно спрашивала Саша. Он на писал «пока нормально» на первые пять сообщений. Но дорога в аэропорт была неблизкой, поэтому на шестое «Как дела?» он ответил: «Если случится что-нибудь необычное, я напишу». Саша перестала спрашивать, но он прямо-таки чувствовал, как она открыла приложение отслеживания и каждую минуту жмет на кнопку «Обновить местоположение».
Он был уверен, что они перехватят его если не по дороге, то в аэропорту. Но доехал до аэропорта, прошел в здание, зарегистрировался на прямой рейс из Сан-Франциско в Рим, прошел предполетный досмотр. Время от времени он обновлял облачный документ, но там по-прежнему висело его последнее «ок». Он сдерживал свою нервозность, но даже не слишком проницательный человек заметил бы, что глаза у него растерянно бегают и он не может усидеть на месте ни минуты. Он вскакивал, ходил туда-сюда, перебирая пальцами, садился, смахивал невидимые пылинки со спортивного пиджака, поджимал губы и снова раз за разом обновлял страницу документа со словом «ок».
«Нервничаешь?» — спросила жена.
«Немного. Стараюсь не думать», — ответил он. Он правда старался, но выходило не очень.
«Держись. Им понадобится твоя помощь. Ты позвонил А.?»
«Когда сядем».
Он ждал посадки, оглядывая аэропорт, который ночью казался почти необитаемым. Не то что днем. Чтобы отвлечься, стал вспоминать, вылетал ли он когда-нибудь отсюда ночью. Но память упорно крутила воспоминание, в котором Нина уходила от него по аллее Таврического сада. За год до Сашиного возвращения. Нина с отцом гуляли в парке, когда ей позвонили близнецы. Они договорились пойти в кино. Он остался в парке, дочь пошла одна.
— Деньги есть? — окликнул он ее.
Она остановилась, порылась в карманах, вытащила и показала ему измятую тысячу:
— Есть!
— Ну и иди тогда.
Она махнула рукой и направилась к выходу, а он смотрел, как она уходит.
Пометавшись перед выходом на посадку, он сел на одно из стоящих вдоль стены кресел, снова обновил страницу. Все то же «ок». И, вспомнив ту тысячную купюру и лохматый хвост, свисавший из-под шапки, он расплакался, прикрыв лицо рукой. Всхлипывал и вздрагивал, снова и снова обновляя страничку, на которой ничего не менялось.
— Где ты? — прошептал он.
Объявили посадку на рейс до Рима. Он подошел, протянул свой посадочный и, пока шел по трапу к самолету, громко кричал про себя: «Где ты? Где ты? ГДЕ ТЫ?»
* * *
Тем временем в России, в Нижегородской области, на асфальтированной, но неоживленной дороге (днем здесь проезжает одна машина в пять минут) остановилась фура с бесконечно длинным прицепом. На первый взгляд это была обычная грузовая фура, перевозившая конфеты, или холодильники, или одежду, или садовые лопаты. Но, присмотревшись, можно было заметить, что прицеп несколько длиннее и выше обычного, а кабина полностью тонированная — водителя не разглядеть.
Фура притормозила на участке, с которого дорога просматривалась далеко вперед и назад. Задняя дверь распахнулась, и оказалось, что внутри совсем не лопаты. Больше всего внутренность прицепа напоминала лабораторию — белые стены, резкий свет сверху. Двое, мужчина и женщина, в одинаковых голубых медицинских костюмах, волокли к выходу девушку, которая была без сознания. Мужчина выпрыгнул из прицепа, принял девушку и осторожно положил ее на асфальт. Потом женщина помогла ему забраться наверх. Они захлопнули дверь, и фура тронулась. За все время никто не произнес ни слова.
Когда фура исчезла из вида, с противоположной стороны показалась машина. Она затормозила рядом с лежащей девушкой. Сначала водитель пытался вызвать скорую, но связи в этом районе не оказалось. Поэтому ему пришлось осторожно поднять девушку и положить ее на заднее сиденье своей машины. И они поехали в ближайший городок, где была больница.
* * *
— Вы упустили девчонок во второй раз, серьезно? — Спокойный голос шефа раздавался из станции в ее «шевроле». — Я дал вам разрешение на операцию в Сан-Франциско, но не думал, что придется оправдываться за вас из-за инцидента на пляже.
— Мы облажались, — ответила она. — Грубо сработали.
— Да-да, я уже видел на «Ютубе». Вы не просто облажались. Вы поставили под сомнение мою компетентность, ведь вы моя команда. — Шеф никогда не повышал голос. Если говорил быстро, это значило — он в бешенстве. Сейчас он говорил быстро.
— Мы все исправим. Я думаю, что нам нужны они, нулевая и первая. С них все началось. Дайте нам разрешение на Европу.
