— У меня тут своя кладовка, как у Золушки, — рассказывала Настя. — Зато теперь не приходится ездить.
Мы прошли по тихому коридору, и она открыла одну из дверей. В самом деле кладовка. Но в комнатке бы ли окно и кровать, а больше ничего не поместилось бы. Верхняя одежда висела на крючках, вбитых в стену.
— Вещи в коробках, — сказала Настя, пиная одну из них под кроватью. — Можешь раздеться тут.
Я кинула на кровать рюкзак и куртку. Настя достала из-под кровати сланцы.
— Лучше переобуться. Тут в уличном не ходят.
Я сунула ноги в розовые шлепки.
— Мои сейчас на музыке, можно спуститься на кухню попить чай, — предложила Настя.
— Как ты тут оказалась? — спросила я. — Ты же была на филологическом?
— Выступали с развлекательной программой в санаториях, детдомах, ну и вот… — развела руками Настя.
Ее вечное безбашенное веселье сменилось грустной серьезностью. Под глазами — мешки от недосыпа. Волосы она отрастила, они были скручены в небрежный пучок. У нее теперь были явно другие увлечения вместо тусовок и часов перед зеркалом.
— Я буду в этом году поступать на юридический.
— Это же совсем другая профессия, — удивилась я.
— Знаю. Но у меня хорошие баллы по обществознанию, вообще там нужны гуманитарные предметы. Думаю, справлюсь.
— Но почему юридический?
— Я просто… Родители разозлились, когда узнали. Они же на филфаке заплатили за целый семестр. Но я буду пересдавать ЕГЭ, чтобы попасть на бюджет. Пойду в любой вуз, куда пройду по баллам, неважно. Хочу этим заниматься. Детей из дома ребенка, как наш, сложно усыновить. Если биологическая мать не подписывает бумаги, они попадают в эту систему. Ты не знаешь… Здесь им не место. Не потому, что здесь плохо, нет, здесь не так уж и плохо с точки зрения быта. Но они всегда ждут. Ты не представляешь, какой это ужас — постоянно ждать.
Я вспомнила о двух детях, которых Михаил Юрьевич оставил неизвестно где семнадцать лет назад, и меня передернуло.
— Они сидят в доме ребенка, потом попадают в детский дом. А чем старше, тем меньше вероятность, что их усыновят, понимаешь? Все хотят пупсов, а не семилеток, которые уже побывали в системе. А подростки вообще без шансов.
— Ты хочешь им помогать? — спросила я.
— Да. Но не просто волонтерить. Сейчас я тут разнорабочая по творчеству. Знаешь, что помогло? Все мои курсы по лепке и рисованию — у меня куча сертификатов. Даже макраме есть. Занимаюсь с ними. Еще помогаю фоткать и делать видеовизитки, организовываю встречи с усыновителями. Но вообще хочу как-то все поменять, чтобы система изменилась. Знаешь, — она обернулась на ходу, — я поехала туда в первый раз потому, что ты рассказывала про приют. Про детей из семей алкоголиков. Кстати, ты знаешь, что с ними?
Я отрицательно помотала головой. Мы вошли в кухню, большую комнату с белыми стенами. На нескольких плитах стояли блестящие кастрюли с надписями «I блюдо», «II блюдо». У разделочной доски хлопотала полная повариха. Она распаковывала пакеты с серым хлебом.
— Настена, опять гости? Ох, получу, если заведующая увидит, — сказала толстуха громовым голосом. — Компот будете?
Мы присели на стульях у разделочного стола, и она налила нам компота из огромной кастрюли.
— Значит, будешь вести подрывную деятельность изнутри? — спросила я.
— Похоже на мечту просветленного дурака, да? — улыбнулась Настя.
— Ага, — ответила я.
Она рассмеялась.
— Расскажи, что у тебя. Ты же открыла выставку, да? И что за история с похищением?
Я принялась рассказывать. Повариха то и дело бросала на меня удивленные взгляды. Настя ни разу не засмеялась, хотя я ерничала, шутила и приукрашивала каждый эпизод. Причиной похищений и вообще всей истории я назвала выкуп. О найденных в России детях она ничего не знала, и я не стала рассказывать.
— Какой ужас, — сказала она, когда я закончила. — Похитителей найдут?
— Не знаю. Думаю, нет. Вернее, так думают родители.
— А что, если они вернутся?
Я пожала плечами.
— Сейчас мы ничего не можем сделать. Не нанимать же охрану.
Настя смотрела на меня, и в ее взгляде я угадала взрослую, почти материнскую тревогу. Но она не стала ее озвучивать, а попросила:
— Расскажи, какой у вас дом? Красивый, наверное?
Я рассказала про дом и про Федю, и как он защищал меня от надувных тираннозавров.
— Ой, у моих музыкалка закончилась, — спохватилась Настя, взглянув на часы. — Идем наверх.
Мы поднялись наверх и застали момент, когда молодая девушка заводила в одну из комнат стайку детей лет семи. Она приветливо поздоровалась с нами и ушла.
— У нас сейчас свободное время до обеда, — сказала Настя. — Но потом поведу их в столовую.
Мы вошли в игровую с ковром на полу и игрушками на полках.
— Здравствуйте, Анастасия Сергеевна! — хором сказали дети и тут же уставились на меня.
— Здравствуйте, дети! — ответила им Анастасия Сергеевна. — Смотрите, к нам в гости пришла моя подруга. Ее зовут Нина, и она — самая настоящая художница!
Дети были на первый взгляд обычные, но смотрели пронзительно, и я невольно отводила взгляд, чтобы не встречаться глазами. Они молча окружили меня. Одна девочка, худенькая, с белыми волосами, подошла, взяла меня за руку и проникновенно заглянула в глаза:
— Привет. Меня зовут Катя. Будешь моей мамой?
И после ее слов словно прорвало плотину — все принялись трогать меня и наперебой спрашивали, буду ли я их мамой. Я попятилась, не зная, что делать и как отвечать. Но для Насти это было, видимо, привычной сценой, потому что она хлопнула в ладоши и сказала громко:
— Дети, хватит, Нина еще слишком молода, чтобы быть мамой! Идем играть!
И они сразу послушались и пошли к игрушкам. Настя сдвигала столы, а дети ставили стульчики и приносили коробки с настольными играми. Возле меня осталась только Катя.
— Ты правда художница? — спросила она.
— Правда.
— Нарисуешь мне что-нибудь?
— М-м-м… Могу, наверное. Только что?
— Не знаю. Что хочешь, — разрешила она.
Я села на пол и достала из рюкзака планшет с бумагой и карандаш. Задумалась. Ничего простого в голову не приходило, только черные чудовища с тяжелым взглядом.
— Нарисуй цветочек, — пришла мне на помощь Настя.
— Да, цветочек! — воскликнула Катя.
Я взялась за карандаш, радуясь подсказке. Действительно, как хорошо — цветочек! Пока я рисовала, к нам подошли еще несколько детей. Я старалась рисовать обычно, как делают в детских книжках, чтобы не напугать их. Через несколько минут отдала готовый рисунок Кате.