— Но спросим государыню, мать нынешнего короля, — резонно оборвал реплики граф Невер. — Что думает по этому поводу она? Насколько нам известно, покойный король Людовик не оставил завещания. Он просил лишь беречь своих детей, а Бланке Кастильской отвёл роль только матери юного короля, не больше. Ответьте же нам, ваше величество, кто будет опекуном вашего сына до его совершеннолетия? Если его дядя, то почему его нет с нами? Если он отказывается… а ведь он вправе отказаться?
— Ещё бы, ведь когда-то его считали бастардом, — заметил граф де Суассон. — Видимо, смутное воспоминание об этом периоде заставило его отринуть даже саму мысль о воплощении в жизнь планов, касающихся оспаривания короны.
— Так это или нет, — продолжал Невер, — мы хотим знать, что думает нынешнее правительство в лице королевы-матери и высших представителей духовной власти об опеке над малолетним королём?
— Дадим слово его преосвященству, — подняла руку Бланка, утихомиривая этим жестом нараставший ропот, — но вначале я скажу несколько слов, правоту которых подтвердят присутствующие здесь представители духовенства. Вы спрашиваете, кто будет опекуном? Я вам отвечу. — И в наступившей могильной тишине она твёрдым голосом объявила: — Королева Франции Бланка Кастильская, мать нынешнего короля!
Ропот возобновился. Теперь зал шумел, как растревоженное осиное гнездо. Её собирались отвергнуть, Бланка понимала это. Первая причина — иностранка. Но это в подоплёке, об этом они не скажут. Вторая — салический закон, отменённый королём Хильпериком.
— Женщина не может править королевством! — выкрикнул один граф, за ним другой, третий. — Такова «Салическая правда» ещё со времён Хлодвига.
Бароны продолжали бушевать. Бланка не мешала им. Она знала, что ответить, она была готова к такому возражению. Теперь она терпеливо ждала, когда уляжется волнение.
Но Готье Корню решил опередить её. Он не меньше королевы-матери был осведомлён в этом вопросе, к тому же его слово как главы франкской Церкви будет иметь, несомненно, больший вес. Он ударил посохом об пол и, приковав к себе всеобщее внимание, стал говорить.
— Государством правит отныне новый король Людовик Девятый, а вовсе не женщина, — произнёс он во вновь наступившей тишине. — Под словом «государство» имеются в виду земельные владения, которые могут наследоваться только по мужской линии. Указанная глава «Салической правды» была отменена королём Нейстрии Хильпериком Первым, внуком Хлодвига, тем не менее франки по сей день свято чтут закон их предка. Преимущество в наследовании престола всегда остаётся за мужским потомством. Традиция ни в коей мере не нарушена и ныне, как это и было до сего дня. За примерами далеко ходить не надо: так было при Лотаре и его матери — королеве Герберге; так же при юном Филиппе Первом, когда его опекуншей, согласно завещанию короля Генриха, стала его мать Анна Русская. А потому заявляю: Бланка Кастильская, Божьей милостью королева Франции и мать юного короля, является опекуншей своего малолетнего сына до его совершеннолетия.
— Какой же возраст имеется в виду? — задал резонный вопрос де Сен-Поль, не знавший, по-видимому, что опекуном Филиппа I был граф Фландрии. — Ведь, как известно, закона о совершеннолетии не существует. Филипп Первый начал править один, когда ему не исполнилось ещё четырнадцати, а его правнук Филипп Второй — в четырнадцать лет.
Этим вопросом бароны готовили себе место при короле через какие-то два года. Но Бланка, внимательно наблюдавшая царствование своего свёкра, а потом супруга, разрушила их надежды. Она напомнила, что с 1215 года, согласно указу её мужа — принца Людовика, возрастом совершеннолетия во всём французском королевстве считается двадцать один год. Примеров достаточно: графы Бургундский, Шампанский, Бретонский.
Бароны приуныли — впереди целых девять лет!
— Так кто же войдёт в Королевский совет? — не вытерпел один. — Ведь именно он должен избирать опекуна малолетнего короля. Так что власть королевы-матери ничем не подтверждена.
Архиепископ дождался наконец своего часа:
— Всё так, если бы не существовало завещания.
— Завещания? Но где оно? Его нет! Умирающий король говорил только об окружении своего сына заботой и его короновании.
— Вот оно! — торжественно произнёс Готье Корню, извлекая из складок мантии свёрнутый в трубочку пергамент. — Вот документ, в котором покойный король Людовик Восьмой огласил свою волю. Именно он даёт право королеве-матери Бланке Кастильской быть опекуншей своего сына до его совершеннолетия.
Воцарилось молчание. Казалось, бароны присутствуют при отпевании покойника. Недвижные фигуры, словно сошедшие с полотна живописца, сидели перед теми, в чьих руках находилась ныне судьба государства.
Внезапно графы задвигались, замахали руками.
— Такой документ должен быть удостоверен тремя свидетелями и на нём должна стоять подпись короля и королевская печать! — выкрикнул граф де Сен-Поль, за ним другие.
Архиепископ похвалил себя за проявленную им предусмотрительность. Он знал, что именно такие требования будут выдвинуты, едва он покажет пергамент. Он сумел убедить короля поставить свою подпись перед самой кончиной, а потом Гёрен с превеликим удовольствием приложил к документу королевскую печать.
— Вначале, в присутствии всех находящихся здесь лиц, будет мною оглашена воля покойного короля, — спокойно сказал он. — После этого желающие смогут убедиться в подлинности и легитимности документа, который по оглашении его будет храниться в тайниках Луврской башни.
Снова наступила тишина. Все глядели на архиепископа, уже понимая: то, что он сейчас прочтёт, поставит крест на их честолюбивых планах.
Медленно, отчётливо выговаривая каждое слово, Готье Корню стал читать документ:
«Мы, король Людовик Восьмой, по зрелом размышлении и находясь в здравом уме, пожелали и решили вверить нашего сына Людовика заботе и опеке над ним его матери — Бланке Кастильской, покуда не достигнет наследник возраста совершеннолетия. Вышеозначенной королеве-матери, нашей супруге, а также нашим близким друзьям вверяем мы королевство и попечение обо всех своих детях.
Людовик VIII, король Франции
Документ составлен в ноябре 1226 года при свидетелях, коими являются:
Архиепископ Санса Готье Корню
Епископ Шартра Готье, бенедиктинец
Епископ Бове Жиро де Вильер».
— Согласно каноническому праву завещание имеет силу, если составлено в присутствии двух-трёх свидетелей, которые находятся здесь, — заканчивал архиепископ своё выступление. — Они перед вами. — Поворотом головы он указал на двух епископов. — Своей клятвой на кресте святые отцы подтвердят законность сего документа, не подлежащего сомнению в его подлинности.
Сказав так, архиепископ бросил выразительный взгляд на обоих прелатов. Те тотчас поклялись, приложившись губами к распятию, висевшему на груди патрона.
