Помимо духовной стороны вопроса, королевская власть сильна войском, значительную часть которого составляют рыцари. Они пришли из Шампани и привёл их Тибо, верный союзник и защитник короны. Без него она не имела бы такой мощи, какую явила у стен Беллема. Шампань — правая рука Парижа; стоит её убрать, и он станет слаб и уязвим, как Антей, оторванный от земли.
Об этом и шёл разговор в замке герцога Бретонского в августе 1231 года. Собеседников двое — сам Моклерк и Изабелла Ангулемская. Её супруг выезжал на охоту, устраивал балы и пирушки; она тем временем плела сети новых козней.
— Графа Шампанского надлежит устранить, — стоя у окна, заявила она, в упор глядя на хозяина замка.
— Убить? — поднял на неё тяжёлый взгляд Моклерк.
Вскинув брови, Изабелла изобразила на лице улыбку.
— О чём вы, герцог? Кто здесь говорит об убийстве?
— Вы сами. Тибо наш враг, и вы только что дали понять, что его необходимо…
— Обезвредить, хотели вы сказать? Однако это вовсе не означает «убить». Тот, кто был врагом, при правильной постановке дела может стать верным другом или, если хотите, соратником.
— Я вижу, вы держите в голове некий план. Говорите.
— Нам следует переманить Тибо Шампанского на свою сторону.
— Это я уже понял. Вы ставите невыполнимую задачу. Вам ли не знать, как он влюблён в королеву? Перейти в наш лагерь — значит, изменить ей.
— Вместо этой любви мы предложим ему другую, ту, которая превратит его в нашего союзника. В объятиях юной Цирцеи старый ловелас быстро забудет свою Ипполиту.
— Полагаете, он не разгадает наш ход? Плохо же вы его знаете. Да и что означают ваши слова? Возмечтали подарить ему новую любовницу?
— У него хватает и своих; в такого рода услугах он не нуждается. Но у него нет жены.
Герцог устремил на Изабеллу долгий взгляд и, поняв, к чему она ведёт, торжествующе воскликнул:
— Недурная мысль, чёрт возьми! Настоящий заговор против Тибо. Ваш яд, мадам, сделал всё же нужную работу, хотя и в несколько ином направлении. Однако та, о ком идёт речь, как вы понимаете, должна быть всей душой предана нашему делу.
— Этого мало, герцог. Особе этой надлежит состоять в самом близком родстве с домом одного из наших друзей. Не догадываетесь, о ком я говорю?
— Вероятно, это близкая родственница Филиппа, вашего супруга или графа Тулузского. Может быть, она из дома Дрё? Это было бы весьма полезно для нас.
— Разумеется, если учесть к тому же, что особа эта из дома герцогов Бретонских.
— Вот как? Любопытно, кто же это?
— Ваша дочь, герцог. Она станет разменной монетой.
— Моя дочь?! — выпучил глаза Моклерк, явно не понимая. — Иоланда?
— У вас есть другая дочь?
— Вы с ума сошли, графиня! Иоланда помолвлена!
— Да, и уже дважды. Но первая помолвка с Генрихом Третьим расторгнута — дело рук вашего сюзерена, — та же участь должна постигнуть и вторую.
— С Жаном? Братом короля Людовика? Но основания?
— Их нетрудно найти. Жан Анжуйский слаб здоровьем, его, как и брата Филиппа, мучают надсадный кашель, одышка и головные боли. Я знаю, что говорю. Я умею не только подсыпать яд в питьё, но и врачевать. Одно время нас обучали этому искусству в монастыре, в пору моей юности. По лицу человека можно определить, здоров он или ему остались считанные дни. Настоятельница, дочь хирурга, была нашей наставницей в этом. Она говорила нам, что в таких вещах понимают толк также ассасины. Я видела Жана Анжуйского так же близко, как вас сейчас. Мало того, я беседовала с ним. Герцог, я разговаривала с мертвецом! Уверяю вас, он не протянет долго
[67]. Зачем вам такой зять?
— Но она станет графиней Анжу и Мена!
— Стать графиней Шампанской — не заманчивее ли это и не полезнее ли для нашего общего дела?
— Испанка откажется расторгнуть договор.
— Достаточно будет и одного вашего отказа. Но если это вас не устраивает, то есть другой путь. Ваша дочь — праправнучка Людовика Шестого. А кто, по-вашему, Жан Анжуйский? Не кто иной, как праправнук того же короля. Налицо четвёртая степень родства. Если Бланка Кастильская думает воспользоваться расположением к ней понтифика, то вам ничего не стоит расторгнуть помолвку, затронув родство. И учтите, герцог, нам надо торопиться: Тибо не будет долго оставаться вдовцом.
— А если он откажется от этого предложения, имея в виду наше с ним противоборство?
— А разве то, что вы изъявили покорность власти, не поможет бывшим врагам установить дружеские отношения? Брачный союз ещё больше укрепит эту дружбу. В будущем, когда мы вновь поднимем знамя мятежа…
— Полагаете, это неизбежно?
— Вы что же, собираетесь успокоиться? Дайте время моему сыну уладить конфликт в собственном королевстве. Так вот, когда мы вновь выступим против испанки, Тибо поостережётся воевать со своим тестем.
— Что ж, может быть, и так, — проговорил Моклерк, задумчиво поглаживая бороду и рассеянно глядя в окно. — Но, повторяю, вдруг он откажется?
— Он уже немолод. У него всего одна дочь, которой четыре года, а между тем ему нужен наследник. Вашей дочери уже тринадцать, через пару лет она начнёт рожать ему детей. Повторяю, вам надо торопиться, графство Шампанское не может и не должно оставаться без наследника, который окажется вашим внуком. Понятно вам? Решайтесь наконец на этот шаг. Вы должны ехать.
Моклерк был склонен к авантюрам и порой довольно скоропалительно принимал решения, но тут задумался. Они с Тибо враждовали, клятва в верности королю, по сути, ничего не меняла в их отношениях. Перспектива, которую нарисовала Изабелла, бесспорно, заманчивая, но герцог не представлял себе, как ему приступить к этому делу, испытывая известную предубеждённость к человеку, которого собирался сделать своим зятем. Он предпочёл бы, чтобы переговоры вёл кто-то иной, скажем, графиня Изабелла. Чем не посланник с таким щекотливым делом? Безусловно, ему самому придётся встретиться с Тибо для подписания договора, но уже в Бретани и после того, как посредник получит от графа Шампанского согласие.
— Почему бы вам самой, графиня, не отправиться в Шампань с таким поручением? — спросил Моклерк. — Полагаю, вы как женщина скорее смогли бы добиться успеха в этом предприятии.
— Это невозможно, и вот почему, — тотчас ответила Изабелла, словно предвидела, что выполнение этого замысла герцог не преминет переложить на её плечи. — Во-первых, я на подозрении у Тибо в связи со смертью его жены: виночерпий перед смертью ухитрился назвать кое-какие приметы обманувшей его дамы. Во-вторых, испанка уже открыто считает меня своим врагом. И третье. Женщина в роли посланца! Не кажется ли вам это странным? Так же подумают и шпионы иностранки, которых она разослала повсюду, ведь мне придётся проезжать через земли короля. Если меня узнают, то непременно схватят и будут держать как заложницу. Понимаете, чем это грозит всем, но больше всех — мне?
