Бланка молча слушала, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Она была совсем юной, когда за ней приехало посольство из Франции, но она очень хорошо помнила волнующие, порою грустные мелодии своей родины, которые слышала от вагантов и трубадуров. Эта песня наиболее ярко запомнилась ей — мотив и слова трогали душу, заставляя мыслями уноситься в давние времена походов и битв против неверных…
Вдруг — чьи-то шаги по плитам пола. Замерли у кресла. Бланка открыла глаза. Рядом стояла первая статс-дама.
— Посланец из Бретани просит принять его, ваше величество.
— Из Бретани?.. — Королева смотрела на придворную даму так, словно видела её впервые. — Пусть войдёт.
Пение прекратилось. В комнату вошёл высокий человек в дорожном костюме под лёгким плащом. Фрейлины уставились на него, не зная, кто он, и собираясь оставить государыню ввиду важного, по-видимому, разговора.
— В чём дело? — окинула их удивлённым взглядом Бланка. — Разве я приказывала прекратить петь? Продолжайте же! — обратилась она к певице.
Та снова взяла в руки лиру и тронула струны.
Посланец неторопливо подошёл и, поклонившись, протянул королеве письмо. В центре сургучная печать и — больше ничего, ни слова. Секрет таился внутри.
— От кого? — спросила Бланка так, чтобы слышал один посланец.
Покосившись в сторону фрейлин, что возлежали на подушках, гость, наклонившись, так же тихо ответил:
— От Катрин.
Бланка сразу всё поняла.
— Я напишу ответ, но позднее. Вас проводят в приёмную и обеспечат вашу охрану. Бильжо!
— Уже иду, — ответил верный страж.
— Я подожду, пока ты вернёшься, тогда прочту.
Кивнув, Бильжо вышел вместе с посланцем.
Бланка снова взглянула на запечатанное письмо. Катрин! Сестра Алисы Бретонской, жены Моклерка. Давняя подруга принцессы из Кастилии, жены Людовика. К обеим обращались не иначе как «ваша светлость». Ей, невестке Филиппа Августа, было тридцать, а Катрин — семнадцать, когда они впервые встретились в Париже на похоронах старшего сына Бланки, Филиппа, которого предали земле в соборе Богоматери. Отныне дофином становился Людовик, названный так в честь отца
[39]. Катрин к тому времени вышла замуж за сеньора де Витри. Оба, по случаю траура, приехали на поминки. Катрин искренне горевала вместе с Бланкой, не отходила от неё ни на шаг, словно обе были закадычными подругами с самого детства и к тому же одногодками. Бланку не могло не растрогать такое участие, и, когда год спустя умер во время родов первенец Катрин, она примчалась к ней, как к самому близкому ей человеку. Обнявшись, точно сёстры, обе долго плакали. Потом бурно радовались, когда Катрин благополучно родила девочку, а Бланка — мальчика, которого нарекли Жаном.
И снова горе в семье герцогов Бретонских: в 1221 году умерла при родах Алиса, жена Моклерка, горячо любимая своей сестрой. Бланка, узнав, немедленно приехала, хоть и опоздала на похороны.
Однако Катрин, любя сестру, презирала её мужа. Грубый, заносчивый, самолюбивый, он вызывал к себе отвращение, и после смерти Алисы сестра с мужем покинули двор. Узнав о политической конфронтации бывшего зятя с новым правительством во главе с королевой-матерью, Катрин и вовсе возненавидела Моклерка. Они с мужем временно проживали в сеньории Монфор, севернее Блуа, и судьбе было угодно, чтобы Моклерк оказался в Дрё, по соседству с Монфором. Дрё — в двух днях пути от Парижа, Монфор — чуть не в два раза ближе…
Бильжо вернулся, встал рядом с королевой, справа. Его приход вывел её из задумчивости; тряхнув головой, она сломала печать и развернула пергамент. Но едва начала читать, к ней осторожно, крадучись, подошла Адалария де Тортевиль с бронзовым канделябром в руке. Бланка, тотчас сложив письмо, подняла на неё вопросительный взгляд.
— В чём дело? Я вас не звала.
Адалария кисло улыбнулась:
— Мадам, я подумала, что здесь темно и свечи вам не помешают. Позвольте, я подойду ближе и посвечу вам.
— Я не нуждаюсь в ваших услугах, дорогая моя, ступайте на место, — несколько раздражённо ответила Бланка.
Но придворная дама не уходила: ей очень хотелось знать содержание письма и имя отправителя.
— Но, мадам, видит Бог, я хотела как лучше, — настаивала она. — Как только вы начнёте читать, так сразу же вам станет ясно, что без меня вам…
Королева слегка повернула голову вправо. Тотчас от кресла отделилась фигура и двинулась прямо на этот канделябр. Адалария побледнела: на неё холодно, не мигая, смотрели два карих глаза, казалось, готовые в следующее мгновение обратить её в кучку пепла. Она хотела что-то произнести, но от ужаса слова застряли в горле: Бильжо надвинулся на неё всем телом, загородив собою королеву, и жёстко бросил ей в лицо:
— Что вам непонятно? Или вы ждёте, чтобы я вышвырнул вас отсюда вон?
— Как… — пробормотала, растерявшись, Адалария. — Меня?.. Вон?
— Убирайтесь! — рявкнул Бильжо.
Но придворная дама не трогалась с места, хлопая глазами и от возмущения не находя слов. Краска стыда стала заливать ей лицо. Она знала суровый нрав верного стража, но считала недопустимым такое грубое обращение с ней.
— Мадам, я больше не буду повторять! — снова произнёс Бильжо. — Не вынуждайте меня применять силу.
Адалария бросила пытливый взгляд на королеву: не выручит ли та её из крайне неприятного положения. Но Бланка не сказала ни слова, лишь молча глядела на неё, и в этом взгляде мадам де Тортевиль уловила насмешку, граничащую с презрением. Не издав ни звука, понимая, что акция не удалась, и ловя на себе отнюдь не дружелюбные взгляды присутствующих, Адалария нехотя отошла в сторону. Ставя подсвечник на место, она приняла твёрдое решение отомстить.
Бланка раскрыла письмо и стала читать. Вот что писала ей Катрин:
«Спешу уведомить Вас, мадам, в том, что над Вашей головой вновь собираются тучи. Мой родственник, подстрекаемый вашим кузеном, не намерен сидеть сложа руки и готовит новый поход. Сейчас он рядом с сеньорией моего мужа, где мы с ним находимся, в известном Вам графстве; со всех сторон к нему стекаются преданные люди. По моим сведениям, выступление назначено на первые числа августа сего года. Не вздумайте приезжать, если захотите уладить дело миром — не миновать беды: противник настроен весьма недружелюбно. Будьте готовы к отражению нападения и помните о Ваших друзьях так же, как помнят они о Вас.
Всегда преданная Вам К.В.».
Бланка сразу же всё поняла: родственник — зять Катрин, Пьер Моклерк, кузен — король Генрих III, сеньория мужа — Монфор, других у Андре де Витри не было; наконец, известное графство — Дрё.
Сложив письмо, она сидела некоторое время, не шевелясь и отрешённо глядя перед собой. Фрейлины смотрели на неё, ожидая приказаний, но уже понимая, что им надлежит уйти.
