— Да ведь я велел семействам Дрё и Куси убраться прочь! — возразил Людовик. — Кто же ещё, кроме них, может вынашивать преступные замыслы против короны?
— Кое-кто мне знаком, — продолжала кормилица. — Зачем, скажи на милость, приезжала недавно герцогиня Бургундская мадам де Вержи? Я заметила, она недобро поглядывает на Бильжо. И что ей надо от короля?
— Она разбирает тяжбу со своими вассалами и просила королеву о возможности узаконить наследственные права сира де Летри на сеньорию Покьер, — ответил Людовик.
— Пусть так, — неохотно согласилась кормилица, — если только это не предлог для того, чтобы встретиться с нужными людьми или вынюхать что-то. А что делала во дворце жена Гуго де Лузиньяна? Приезжала в гости к той, которую ненавидит?
— Ненавидит? — удивился юный король. — С чего ты это взяла, Гелинда? Что им делить?
— Власть! Как хозяйка Ангулема она признает сюзереном своего сына, но как графиня де Ла Марш она, думается мне, не в восторге оттого, что является подданной вашей матери. Это она-то, которая ещё вчера носила корону!
Людовик ответил, что Лузиньян приезжал навестить Тибо, который жил во дворце. Гуго подчинился королеве-матери с тех пор, как это сделал Тибо. Что же удивительного в том, что супруга Гуго де Лузиньяна приехала вместе с ним?
Кормилица молчала, вся во власти невесёлых мыслей. Видно было, что такой ответ её не удовлетворил, она ещё больше помрачнела и тяжело вздохнула. Однако подозрения её основывались лишь на необъяснимой антипатии и собственных умозаключениях; далёкая от дворцовых интриг, ничего конкретного она сказать не могла.
Вскоре они расстались. Кормилица вернулась в спальню к малышам, а братья, обсуждая вполголоса то, что услышали, отправились в королевский сад, где собирались поиграть в мяч.
Глава 3. Дом на Скорняжной улице
На город спустились сумерки. Закрылись ворота Парижа, стих гомон на его улицах и площадях. Редкие прохожие торопились домой, с опаской озираясь по сторонам. День стремительно угасал; на вахту заступала ночь, пугающая, полная тайн.
В этот поздний холодный октябрьский вечер на Скорняжной улице, со стороны часовни Сен-Пьер д’Арси, показалась женщина. На ней тёмно-синий суконный плащ, подбитый мехом, на голове капюшон. Лица не видно — его скрывает вуаль. Торопливым шагом пройдя вдоль двухэтажного дома с вывеской, на которой намалёвано было что-то похожее на меховую шапку и муфту, женщина остановилась у другого, уже знакомого нам, дома и постучала в дверь.
Ни звука в ответ. Она постучала снова, уже настойчивее. За дверью послышались шаги. Затихли. Вслед за этим послышался чей-то грубый голос:
— Кто тут?
Дама негромко ответила:
— Здесь живёт виконт де Пернель?
Растворилось окошко. Сквозь сетку показалось хмурое лицо с усами и редкой бородой. Человек быстро оглядел улицу в обоих направлениях, потом внимательно посмотрел на незнакомку.
— Что вам надо?
— Да откройте же! — нетерпеливо потребовала дама. — На улице небезопасно.
Звякнула щеколда, дверь открылась и столь же быстро закрылась. Женщина вошла, мельком оглядела интерьер дома и тотчас повернулась к хозяину; понятно, это был он: слуга — тот ушёл бы доложить.
— Вы — тот, кто мне нужен, — заявила гостья.
Не произнося ни слова, Пернель холодно и выжидающе глядел на неё.
— Я пришла к вам по поручению некой особы, но для начала мне хотелось бы убедиться в том, что вы именно тот человек, за которого себя выдаёте, — продолжала незнакомка.
— Я ни за кого себя не выдаю, — разжал зубы Пернель.
Чуть смутившись, дама произнесла:
— Кажется, я не так выразилась. Я хотела сказать, что не имею права допустить ошибку. Назовите мне ваше имя.
Виконт скрестил руки на груди:
— Вы ведёте себя так, словно вы королева, а я ваш покорный вассал.
Незнакомка промолчала в ответ на это, лишь слегка вздёрнув подбородок.
— Мне хотелось бы знать, с кем я имею честь говорить, — сказал Пернель.
— Узнаете, но вначале я должна получить гарантии.
— Вы ждёте ответа на свой вопрос?
— Дело, по которому я здесь, предусматривает, прежде всего, именно это. Я не могу вести беседу, не удостоверившись, что вы именно тот, к кому меня направила упомянутая мною особа.
— Кто она?
— Она вам хорошо известна; король наложил опалу на семейство Дрё и, стало быть, на неё.
Пернель размышлял. Не похоже, чтобы гостья оказалась шпионом королевы-матери. Адаларию не подвергли аресту, а кроме неё, ни один человек не знал о доме на Скорняжной улице. И всё же необходимо проверить — сомнения должны исчезнуть вовсе. И он спросил:
— Как зовут моего слугу? Если вы посланы ко мне дамой, о которой говорите, то она должна была сказать вам его имя.
— Его зовут Бребан.
— Где мы с ним проживали до этого?
— На улице Савонри.
Сомнения стали рассеиваться. Однако следовало выяснить всё до конца: шла нешуточная игра.
— Очень хорошо, что вы это знаете, — произнёс виконт, не сводя глаз с гостьи. — Но дама, от имени которой вы пришли, не ограничилась бы только этими сведениями. Вы должны предъявить мне то, что укажет на её полное доверие к вам.
Незнакомка неожиданно возразила, опасаясь, по-видимому, того же, чего и хозяин дома:
— Я желаю получить доказательства.
— Какие?
— Мне необходимо быть уверенной в том, что я не ошиблась адресом.
— Полагаете, разыгрывается спектакль? — догадался Пернель. — Считаете, перед вами подсадная утка?
Дама ничуть не смутилась:
— У того, с кем мне предстоит иметь дело, — серые глаза, большой нос. Кроме этого, на его теле косой шрам от сабли сарацина — через всю грудь, от плеча до бедра. Он получил его в крестовом походе при осаде Дамиетты.
Виконт поднёс свечу к самому своему лицу. Заглянув ему в глаза, гостья кивнула, но продолжала смотреть вопросительно. Не раздумывая, Пернель скинул с себя куртку из оленьей кожи и тунику. Незнакомка поневоле отпрянула — от правого плеча до низа живота тело пересекал наискось страшный, давно зарубцевавшийся шрам от резаной раны. Лезвие, по всей видимости, вспороло только кожу и прошло по рёбрам, не задев внутренностей; надави сарацин на клинок сильнее, и они вывалились бы наружу.
— Достаточно, — молвила гостья, — доказательства вполне убедительные.
Виконт оделся.
— Теперь, мадам, предъявите ваш документ, дающий основание не считать вас шпионкой.
Незнакомка достала из кармана платок и развернула его. Пернель поднёс свечу. На платке чёрными нитками в три ряда были вышиты ёлки; вершина каждой из них служила основанием креста, перекладина которого в обе стороны тянулась к соседним деревьям. Герб Бретани!
