— Ах, Агнесса, до сих пор мне не по себе от воспоминаний об альбигойском походе, и мучит позор, будто бы я сама была там и вспарывала животы женщинам и детям. Но кто они? Такие же христиане, как мы с вами; вся вина их в том, что они мыслят по-иному в отношении евхаристии. Зачем тогда пастыри? Аббаты, епископы? Не их ли обязанность вернуть заблудших овец в стадо Христово? А они по ним огнём и мечом. И всё во славу Бога, всё одобрено Им и Ему угодно. Кто же Он после этого, если не… если не зверь, Агнесса! Ведь резали не только еретиков, но и католиков, после того как попы сказали рыцарям, чтобы те убивали всех без разбору, а Бог на небесах, дескать, отберёт своих. И это только несколько примеров, дорогая Агнесса, но вообразите, если привести их все! Бессмысленные, ужасные кровопролития, измена, обман, грабежи, убийства — вот что найдём мы на страницах Бытия и Исхода, которые суть — рассказ о Боге и Его деяниях.
— Ах, мадам, — после недолгого молчания, тяжело вздыхая, молвила Агнесса, — не знаю, кто мог внушить вам такие мысли. Святые отцы учат нас любить Господа, верить в Его милость, возносить молитвы, уповая на Его милосердие и доброту. Всё, что вершится, — справедливо и бесспорно, ибо исходит от Бога, который не позволит содеяться чудовищному злодеянию, противному природе человеческой и Ему, Отцу нашему. Молись Ему, человек, и Он не даст тебя в обиду!
Бланка засмеялась:
— Всё так, Агнесса, но не принимайте этого так близко к сердцу. Ни к чему человеку восставать против Бога и учения матери нашей Церкви, основы миропорядка.
— А как же наша беседа?..
— Не печальтесь. Просто я позволила себе немного покритиковать Священное Писание, чего делать, конечно же, никому не следует. Поэтому церковники запрещают людям читать его. Надеюсь, они не слышали меня, как не слышал меня Бог… и Тибо, — совсем тихо прибавила Бланка.
В это время доложили о приходе виночерпия. Он вошёл, поклонился и поставил на стол кувшин, сняв с него крышку.
— Постой! — остановил его Бильжо движением руки, видя, что он собирается покинуть покои.
Жавель повиновался, в недоумении глядя на стража королевы. Бильжо принёс бокалы из богемского хрусталя, поставил рядом с кувшином, налил в один из них немного вина и протянул бывшему рутьеру.
— Пей.
Пикардиец вопросительно поглядел на королеву-мать, потом на Агнессу. Перевёл взгляд на Бильжо. Не шутит ли? Как можно в присутствии венценосной особы?..
Но шуткой и не пахло. Лиц присутствующих не трогала улыбка; в покоях царило молчание; страж строго и выжидающе глядел на него.
Жавель не посмел перечить, он знал: приказ Бильжо — всё равно что короля. И тут он догадался:
— Вы хотите убедиться, что вино не отравлено? Этого быть не может — я только что наполнил кувшин из бочки… Но чтобы ни у кого всё же не возникло сомнений… вот, извольте.
Он взял бокал и выпил. Прежде чем выйти, сказал ещё с явным сожалением:
— Досадно, что не налили доверху.
Бильжо взмахнул рукой. Жавель, пятясь, покинул покои.
После этого, видя нетерпение дам, Бильжо наполнил вином два кубка. Поймав вопросительный взгляд Агнессы, пояснил:
— Моя служба запрещает мне, мадам.
— Жаль, ты составил бы нам компанию, — весело проговорила Агнесса и, с улыбкой подняв свой бокал, медленно, маленькими глотками выпила до дна.
Бланка поднесла было к губам свой кубок, но внезапно, точно передумав, поглядела на Бильжо:
— Если хочешь — пей, твоя королева позволяет тебе. Садись с нами за стол. Еды на нём нет, тем не менее мы назовём его трапезным, как у монахов.
Лёгкая улыбка тронула губы верного стража.
— Мадам, я не изменяю своим правилам даже тогда, когда вы позволяете мне это сделать.
— Что ж, дело твоё, — повела бровями Бланка и, по-прежнему держа бокал в руке, взглянула на Агнессу. — Тогда мы с вами, графиня, будем пить вдвоём… — Она осеклась и вдруг нахмурилась: — Но что с вами? Отчего вы так побледнели? Что случилось, вам стало дурно?
А Агнессе внезапно пришло на память зловещее предсказание. Святые небеса! Бокал! В нём вино. Как она могла забыть?! Почему вспомнила только сейчас, когда бокал уже пуст? Ну не дьявол ли помутил ей разум! Ведь знала. Как дамоклов меч, висит над её головой пророчество старой цыганки…
И тут она слабо улыбнулась, успокаивая себя: полно, всё это вздор; сам виночерпий выпил и ничего ему не сделалось. Королеве она ответила:
— Мне вспомнилось зловещее предсказание.
— Да, да, вы рассказывали мне однажды. Старая цыганка… — Всё ещё не поднося кубка к губам, Бланка с волнением глядела на сидящую напротив неё Агнессу, но, не заметив ничего, внушающего опасение, спокойно продолжала: — Но ведь это было так давно, на вашем месте я бы забыла. Да и виночерпий! Вы же видели, как он не сморгнув глазом выпил и, как ни в чём не бывало, ушёл. Стал бы он пить, зная, что вино отравлено… Но что опять с вами? — Бланка в тревоге подалась вперёд. — Боже мой! Агнесса! Агнесса!!!
Бильжо бросился к супруге Тибо, дабы не дать ей упасть, а она, побледнев ещё сильнее и закатив глаза, уже валилась на бок, бессильно опустив руки. Поставив свой кубок на стол, Бланка тоже кинулась к ней, вдвоём они не дали ей упасть… Но усилия их оказались напрасными: они держали на руках безвольное, обмякшее тело без признаков жизни.
И вдруг Агнесса вскричала не своим голосом:
— Помогите! Мне больно! Позовите врача… Живот…
Она вскинула руки к животу и заскребла ногтями по платью, точно собираясь разорвать его, чтобы вырвать собственные внутренности, но внезапно сразу стихла, поняв, видимо, что её усилия бесплодны. На губах её показалась пена — белая, потом розовая. Её становилось всё больше, она пузырилась, стекая на подбородок, потом на ворот платья. Агнесса зашлась кашлем, во все стороны полетели тёмные брызги… Бланка вскрикнула: изо рта умирающей подруги текла кровь.
Казалось, это конец. Но глаза ещё не умерли, хотя умерло уже всё. И эти глаза, оторвавшись от панно на потолке с изображением Авраама и его сына, всходивших на гору к жертвенному алтарю, устремились на королеву-мать.
— Ваше величество, — тихо произнесла Агнесса, безуспешно пытаясь улыбнуться, — прощайте, я ухожу… Отпустите мне скорее мои грехи, прошлые и настоящие, ведь вы миропомазанная, а значит, можете… И ещё. Вы оказались правы… Бог жесток. За что он меня, ведь я не хочу умирать!..
Бланка, вся дрожа, немедля возвела крест, торопливо отпустила грехи и зашептала молитву, а Агнесса тем временем с трудом повернула голову в сторону, у неё ещё хватило на это силы.
— Бильжо, прощай… Видишь, меня убили… Вино в бокале… Цыганка оказалась права. Меня подвела моя память… Когда-то мы любили друг друга, а потом стали просто друзьями. Помнишь?.. Прощай же и прости, если… Боже мой, моя дочурка!.. Господи!..
