— Но ты говоришь — подсыпали, — допытывался Тибо. — Как ты можешь это знать? Быть может, яд был жидким и хранился во флаконе?
— Нет, — убеждённо ответил медик. — Этот яд мне известен. Его знали ещё римляне. Им с успехом пользовалась Локуста, знаменитая отравительница. От её руки пал Клавдий. А затем, по приказу всё того же Нерона, Локуста отравила сына Клавдия, Британика. Этот яд существует только в виде порошка. Кроме того, я вспомнил ещё кое-что: противоядия к нему нет.
— Но в таком случае как могли незаметно подсыпать этот порошок в кувшин? Для этого надо было открыть крышку. Разве виночерпий позволил бы это?
— Надо полагать, кувшин в какой-то момент оказался в чужих руках.
— Получается, виночерпий всё видел? — спросила королева.
— Он мог отвернуться.
— Но для того чтобы высыпать порошок, нужно определённое время. Мог ли виночерпий дать отравителю такое время, если, как ты утверждаешь, он только отвернулся?
— Для этого достаточно всего лишь одного мгновения, ваше величество. Миг — и порошок в кувшине.
— Чёрт побери! — вырвалось у Тибо. — Но каким же это образом?
— Я почти уверен — порошок был в перстне. Молниеносное движение — крышка отскакивает в сторону, а яд сыплется в кувшин.
— Послушать тебя, Гален
[60], так этот виночерпий вовсе и не виновен. Но ведь он пил это вино и остался жив!
— А кто вам сказал, монсеньор, что он жив? — спокойно возразил на это Лемар. — Но коли это так, то, по моему разумению, жить ему осталось совсем немного. О, отравитель знал, что делает, — одним ударом он устранял и жертву, и исполнителя.
— Как же это? — не понимал Тибо.
— Легче простого, монсеньор. Тот, кто несёт вино в королевские покои, не выйдет оттуда, пока не отведает из того сосуда, который принёс.
— Это правда, — согласно кивнула королева.
— Из этого я делаю вывод: если виночерпия приведут сюда — он невиновен. Но он — невольная жертва.
— Полагаю, его не приведут: если он невиновен, то уже беседует с Богом, — заявила Бланка и бросила красноречивый взгляд в сторону мёртвого тела.
— В том-то и дело, ваше величество, — ответил медик, — тот, кто принёс вино, в это время даже и не подозревает, что здесь произошло.
Видя полное непонимание на лицах королевы и Тибо, медик пояснил:
— Яд, в частности этот, действует сообразно тому, какова доза. Покойная, как вы утверждаете, выпила целый бокал, и это достаточно быстро её убило. Виночерпий, с ваших слов, сделал лишь пару глотков? Яд подействует на него точно так же, но на это понадобится гораздо больше времени. Мне приходилось с этим сталкиваться; поверьте мне, я знаю, что говорю.
— Выходит, его сюда приведут живого?
— И ваша задача, монсеньор, узнать у него, с кем он встречался по дороге к покоям её величества королевы. Я почти уверен, что всё было именно так. Вам надо торопиться: не успеете — значит, никогда уже не узнаете имя настоящего убийцы.
В это время в покои вошёл Бильжо. Рядом с ним с растерянным видом стоял Жавель. Бильжо толкнул его в спину, и тот чуть не налетел на графа Шампанского.
— Говори, с кем ты повстречался по дороге, когда шёл в покои королевы? — набросился Тибо на виночерпия, взяв его за грудки. — Отвечай немедленно, или, клянусь преисподней, за дело возьмётся палач!
Пикардиец ничего не понимал и только хлопал глазами, в недоумении глядя на грозного графа.
— Ваша светлость, я, право же, не пойму, в чём вы меня обвиняете, — пролепетал он, дрожа от страха. — Меня силой притащили сюда… но зачем?
— Вино приносил ты? — Тибо указал рукой на кувшин.
Жавель поглядел на кувшин, снова хлопнул глазами и с самым невинным выражением лица проговорил:
— Конечно, это я, кому же ещё другому?..
Тибо схватил его за шиворот, развернул:
— Смотри, висельник, что ты натворил!
Жавель взглянул на мёртвое тело, смертельно побледнел и попятился, истово крестясь:
— О небеса!.. Святой Боже!..
— Эта дама умерла, выпив вина, которое ты принёс! Говори, кто приказал тебе отравить королеву!
Бывший наёмник упал на колени.
— Ваша светлость! Ваша светлость!..
— Говори, или прощайся с жизнью!
Жавель дрожал, точно нагой выставленный на мороз. Лицо его перекосилось от страха, руки мелко тряслись, глаза едва не вылезали из орбит. Трясущимися губами он попытался что-то сказать в своё оправдание, но горло молчало, голос не шёл. Он подумал о даме, что повстречалась ему на лестнице. Поведать обо всём — стало быть, рассказать об их встрече, но это значило, во-первых, выдать «графиню Вандомскую», во-вторых, забыть об обещанной ею ночи… Так может быть, ещё обойдётся?..
Он молитвенно сложил руки на груди:
— Ваша светлость! Ваше величество! Клянусь, я шёл сюда с самыми чистыми намерениями, у меня и в мыслях не было причинять зло нашей королеве и… — Он бросил полный ужаса взгляд в сторону Агнессы. — Бога ради, что же здесь произошло?.. Но клянусь Богородицей и светлым образом Христа, Господа нашего, — я невиновен!
— Стало быть, не желаешь выдавать сообщника? — сверкнул глазами Тибо и крикнул: — Палач!
К ним неторопливо подошёл высокого роста человек, одетый в чёрное; на голове красный капюшон, на лице чёрная маска. В руке он держал увесистую дубинку, утыканную острыми шипами.
— Ваше величество, пощадите! — взмолился Жавель, протягивая руки к королеве.
— А ты пощадил жизнь этой молодой женщины, когда шёл сюда, чтобы убить её? — услышал он в ответ.
— Но это не я! Клянусь снова, я здесь ни при чём! Бог свидетель! — И бедняга-виночерпий воздел руки к небу.
— С кем ты повстречался по дороге? — повторил свой вопрос Тибо.
— Ни с кем… Никто… Я пришёл сюда один…
— Сначала палач разобьёт тебе кости на руках, потом на ногах, затем с тебя медленно, дюйм за дюймом, начнут сдирать кожу. Ты этого хочешь? Только так от тебя можно добиться признания?
— Признания? Но в чём? — чуть не хныкал Жавель, ползая в ногах у Тибо. — Ваша светлость! Монсеньор! Пощадите!..
— Палач, начинай!
Человек в чёрном подошёл и с размаху обрушил дубинку на спину бедного виночерпия. Тот, вскричав, рухнул на пол. Палач перевернул тело, вывернул руку, замахнулся для нового удара. И Жавель завопил, мысленно проклиная всё на свете:
— Это была женщина! Графиня!
— А, уже лучше! — оживился Тибо. — Где ты её встретил?
— На лестнице.
