Любой текря – лицом детина, да разумом скотина. Статью, мощью – богатырь, а башка тупая донельзя. Копитары, конечно, получше, отличаются бесстрашием и ратным мастерством, но и они не всесильны. Похоже, использовать их можно лишь на открытых пространствах, в лесу от крылатых грозных громадин толку мало, что и доказала стычка с духами Тригорской пущи. Леших со всякими травниками да кустинами и тех не одолели. Выводы можно сделать неутешительные.
– Запомни, Хардан, мне не нужны оправдания, – небрежно бросил Огнегор. – Где отряд сейчас?
Осаженный триюда скрипнул зубами, но, сдержав гнев, ответил:
– Вчера перебрались через Кметь-реку и вошли в Балуйкин лес. Двигаются по ночам, как им велено. Днем скрываются.
– Балуйкин лес, – пробормотал Огнегор задумчиво.
До Соколиных гор путь неблизкий. Сколько времени уйдет у худов, чтобы добраться до Громовых Палат?.. Им предстоит переход через многолюдную Аргуновскую долину, а значит, передвигаться быстро они не смогут. Возможно, следует разделить отряд, приказать копитарам лететь к Бугре-горе, а прочим идти пешком? Нет, с копитарами у отряда больше шансов.
– Мне нужно, чтобы они как можно быстрее добрались до Соколиных гор и Бугристой долины, – твердо произнес колдун. – Пусть, как и раньше, идут ночью. На рожон не лезть, не шуметь и не привлекать к себе внимания! И на везение не рассчитывать! Везет тем, кто везения не ждет.
– Как прикажете, господин.
– Это все вести?
– Нужно больше еды. – Триюда бросил взгляд на залитую кровью пленницу. – Мяса не хватает.
Прокормить собранное у Бугры-горы войско и в самом деле было непросто, но Огнегор загодя принял в свой шабаш с десяток умелых колдунов, которые с помощью волшбы и служек-кухариков заготовили припасы и для прожорливых худов, и для прочей нечисти. Кладовые и темницы ломились от провизии, недостатка не было. Мясо так мясо. Будет худам мясо.
– Я отдам необходимые распоряжения, – промолвил Огнегор нетерпеливо. – Это всё?
– Да, господин, – Хардан коротко кивнул и вышел прочь.
Огнегор нахмурился, незначительные дела его раздражали, но не заниматься ими было нельзя. Накапливаясь, мелочи могут похоронить под своим грузом великие замыслы. Но такова уж жизнь колдуна – ни дня без вызовов, ни дня без хлопот и забот. Исправляя давешнюю ошибку, Огнегор коротким жестом закрыл за триюдой дверь, запечатав засов с помощью волшбы. Он не желал, чтобы его в ближайшее время беспокоили.
Следует вернуться к главному – к изысканиям, что помогут в будущем провести необходимый и важный обряд, который, возможно, навсегда изменит Белосветье. Когда придет время, всё должно пройти безупречно, а чтобы всё прошло безупречно, нужно как следует подготовиться.
Поднявшись по ступенькам наверх, колдун заглянул в раскрытую черную книгу на подставке. Палец заскользил по руководству, пока не уткнулся в нужную строку. Прочитав формулу и предписание, Огнегор повернулся к столу, заглянул в широко раскрытые полубезумные глаза жертвы, наполненные слезами от нестерпимой боли, а затем взял с подноса нож, с помощью которого вырезал внутренние органы.
Обездвиженная жертва всё чувствует и всё понимает – это необходимое условие для успеха. Итак, извлечение печени…
Дивный новый день
С дорогой тут не промахнулся бы и сам Рогач-богатырь после своей фляги, но Алёша зачем-то окликнул стайку парнишек, наладившихся с утра пораньше в рощу по грибы. Слегка оробевшие ребята подошли, восхищенно косясь на изогнувшего шею огромного жеребца.
– А скажите-ка, добры молодцы, – весело спросил Алёша, – скоро я до Асилакова топора доберусь?
– Куды? – растерялся белоголовый малец с самой большой корзинкой.
– «Куды-куды», – передразнил рыжий, курносый и конопатый. – Чё не ясно-то? Аксаков топор боярину нужен.
– Угу, – и не подумал спорить Алёша, – он самый. Имечко непростое, вот и напутал.
– Так все нездешние путают, – утешил рыжий. – Езжай прямо до опушки, там и тракт Всеславский будет, к закату, глядишь, и доедешь. Только остерегся бы ты, боярин, с Балуйкиным лесом шутки плохи.
– Ночами там не ездиют…
– А ты еще и один!
– Доля моя такая, – пожал плечами китежанин, с трудом подавив смешок. – Благодарствую, добры молодцы. Бывайте.
Махнув на прощание рукой, он тронул коленом хрюкнувшего – кони порой тоже смеются – Буланко. Оно ведь и правда смешно: жили себе великаны-асилаки, огромные, злые, страшные, да повывелись. Только и осталось от них, что записи в архивах и странные названия, но и те местные перевирают, чтоб понятней было. Алёша в бытность свою богатырем тоже перевирал, величая сгинувших злодеев то асилками, то силаками. В Китеже малость подучился, но толку с тех наук, если в первом же серьезном деле оплошал!
О своих старошумских промахах молодой Охотник задумался, едва выехав с Рогатого Двора. Поначалу богатырь честно пытался разобраться, кто же кого выручил: он братца с сестрицей или же они его. Перебрав по мгновению приснопамятный бой, китежанин твердо уверился, что справился бы и один, только веселей от этого не стало. Потому что, окажись вместо патлатого бахвала кто побашковитей, до новой охоты они бы с Буланышем просто не дожили; как и балбес Иванушка со своей вечно хмурой сестрицей, и никакая змея тут бы не помогла. Их, всех троих, спасла вражья глупость. Воину признавать такое всегда досадно, но досада порой неплохо прочищает мозги, к тому же к ней лепилась смутная тревога.
Засевший в Древнеместе колдун наплодил целую свору упырей, однако и гули-рабы, и стриги, обряженные в доспехи, явно не сельским ковалем сработанные, были для патлатого слишком уж хороши. Напрашивался вывод, что захожему колдунчику их кто-то да подчинил и явно не просто так. Недотепа-черно-книжник, к ведунье не ходи, выполнял чужой приказ, и только ли он один? Русь велика, где-то вполне могли отыскаться и другие засланцы, и другие полные нежити гнездилища, никому до поры, времени не ведомые. Спасибо закурганским хитрецам, что сумели так наврать, что посадник аж в Великоград отписал, а будь они попростодушней или поравнодушней… Люди часто пропадают, а если пришлые колдуны догадаются на ярмарках пошуровать или бражников да бобылей ловить примутся? Для соседей такие что есть, что нету, тревоги никто поднимать не станет, а в дикие гули любые сгодятся.
«Плохо? – забеспокоился понимавший куда больше, чем порой хотелось, Буланко. – Тошно? Поскачем?»
– Поскачем, – согласился Алёша, который и прежде топтал дурные мысли конскими копытами. Буланыш хозяйскую привычку ведал, да и сам был не прочь пробежаться. Как, впрочем, и всегда.
Богатырский конь прянул вперед лихой золотистой молнией. Замелькали, сливаясь в стену, зеленые с желтизной деревья, запел, загудел под копытами сухой суглинок, мелькнуло что-то праздничное, ало-рыжее. Вековая рябина стерегла опушку, за которой тянулась испятнанная серыми и красноватыми валунами чуть холмистая равнина. Отсюда рукой подать и до Валунной степи, где и сошлись лютые асилаки с вступившимися за людей волотами. Века прошли, а камни, что метали друг в друга разъяренные великаны, так вдоль Сажих гор и лежат. Памятью и предостереженьем.
