Это был 1914 год, мне исполнилось двадцать пять, я был молод и полон сил. Работа увлекала меня, принося не только успех, но и удовольствие, в том числе и от встреч со всеми кинозвездами, поклонником которых я был в разные периоды своей жизни. Среди них были Мэри Пикфорд, Бланш Свит, Мириам Купер, Клара Кимболл Янг, сестры Гиш и многие другие. Все они были красивы и талантливы, и личные встречи с ними стали для меня настоящей удачей.
Томас Инс
[20] устраивал вечеринки с барбекю и танцами в своей студии на севере Санта-Моники, на берегу Тихого океана. Эти ночи были полны волшебства, мы были молоды и красивы и танцевали на открытой террасе под тихую, немного печальную музыку и мягкий шелест набегавших волн.
На вечеринки приезжала необычайно красивая девушка с великолепной фигурой, изящной белой шеей и лицом, словно выточенным из камня. Звали ее Пегги Пирс, и она была первой, кто заставил мое сердце биться так сильно, как никогда. Я увидел ее на студии «Кистоун» спустя три недели после своего приезда – все это время у нее был грипп. Наши чувства вспыхнули, как только мы увидели друг друга, и сердце мое запело. Каждое утро, собираясь на работу, я пребывал в состоянии романтической влюбленности, надеясь, что снова увижу ее.
По воскресеньям я заходил к ней в гости – Пегги жила вместе с родителями. Каждый вечер, когда мы встречались, я признавался в любви, и каждый вечер получал отказ. Она как будто боролась со мной, в конце концов я не выдержал и сдался в полном отчаянии. В то время я не строил никаких планов относительно женитьбы. Личная свобода все еще оставалась для меня самым главным в жизни, поскольку сулила приключения, и ни одна женщина в мире не была похожа на тот образ, который я создал в своей голове.
Каждая студия – это одна большая семья. Фильмы снимались в течение недели, полнометражные кинофильмы требовали большего времени – двух или трех недель. Мы работали при естественном дневном освещении, и именно поэтому студия находилась в Калифорнии, где девять месяцев в году сияет солнце.
Примерно в 1915 году появились прожекторы, но на студии «Кистоун Компани» ими никогда не пользовались, потому что их свет дрожал и не был таким же ярким и чистым, как солнечный. Кроме того, установка прожекторов требовала слишком много времени. На нашей студии съемки одного фильма редко велись более одной недели, а я как-то умудрился снять фильм всего за один день. Он назывался «Двадцать минут любви» и был очень смешным от начала и до конца. Один из самых успешных фильмов – «Тесто и динамит» – мы снимали девять дней, и он обошелся нам в тысячу восемьсот долларов. Я превысил стандартный бюджет студии, равный тысяче долларов, и в итоге потерял свой бонус в двадцать пять долларов за фильм. Как сказал Сеннетт, чтобы вернуть деньги, фильм надо было показывать в двух частях, что, собственно, и было сделано, в результате он принес более ста тридцати тысяч долларов в первый же год проката.
* * *
Итак, через некоторое время в моем активе было несколько успешных фильмов, таких как «Двадцать минут любви», «Тесто и динамит», «Веселящий газ» и «Рабочий сцены». Вместе с Мэйбл мы приступили к съемкам полнометражного фильма с участием Мари Дресслер. Работать с ней было одно удовольствие, но сама картина получилась не очень интересной, и я с удовольствием вернулся к съемке собственных картин.
Я рекомендовал Сеннетту моего брата Сидни, а поскольку фамилия Чаплин уже стала довольно известной в определенных кругах, он с удовольствием подписал контракт с еще одним членом нашей семьи. Сеннетт взял Сидни на год с оплатой двести долларов в неделю, а это было на двадцать пять долларов выше, чем мой гонорар. Сидни с женой приехали на студию как раз в тот момент, когда я уезжал на съемки, но вечером мы вместе поужинали. Я спросил его, как относятся к моим картинам в Англии.
Перед тем как мое имя стало известным, говорил Сидни, многие артисты мюзик-холлов с энтузиазмом рассказывали ему о новом американском комедийном актере, которого они видели в некоторых фильмах. Еще он сказал, что перед тем, как что-то посмотреть, обратился в компанию кинопроката, чтобы узнать, где идут мои комедии. Сидни назвал нашу фамилию и тут же был приглашен посмотреть сразу три моих фильма. Он сидел один в зале и хохотал как безумный.
– Ну и как тебе мои фильмы? – спросил я.
Сидни не высказал особого восторга.
– Я всегда знал, что у тебя все получится, – искренне ответил он.
Мак Сеннетт был членом Лос-Анджелесского спортивного клуба и мог по временному членскому билету пригласить одного знакомого, и пригласил меня. Клуб был пристанищем всех холостяков и бизнесменов города. На первом этаже изысканного заведения располагались большая столовая и комнаты отдыха, которые по вечерам могли посещать женщины. Здесь же был и большой бар.
У меня была просторная угловая комната на верхнем этаже, с пианино и небольшой библиотекой. Рядом располагался Моше Хэмбергер, владелец самого крупного в городе универсального магазина «Май». В те дни я платил за комнату удивительно маленькую сумму – двенадцать долларов, и это давало мне право пользоваться всем, что было на территории клуба, в том числе гимнастическим залом, бассейнами и безукоризненным обслуживанием. С учетом всего сказанного я тратил семьдесят пять долларов в неделю, включая вино и обеды с приглашенными друзьями и знакомыми.
Клуб славился крепким товарищеским духом, и даже начало Первой мировой войны не смогло его разрушить. Все думали, что война закончится недель через шесть, не больше. Того, что она будет длиться целых четыре года, как предсказал лорд Китченер, никто не предполагал. Многие даже радовались началу войны. «Вот теперь эта немчура получит свое», – говорили они. Никто не сомневался в победе: англичане и французы утрут всем носы за шесть месяцев. Но война только начиналась, а Калифорния к тому же была слишком далеко от мест боевых действий.
Где-то в это же время Сеннетт начал заводить разговоры о продлении контракта – хотел узнать мои условия. Я знал о своей популярности, но знал еще и то, что удача очень переменчива, и чувствовал, что еще год такой работы высушит меня до нитки, поэтому решил, что «сено надо собирать, пока солнце светит».
– Тысяча долларов в неделю, – уверенным тоном заявил я Сеннетту.
У того от удивления отвисла челюсть.
– Даже я столько не зарабатываю, – сказал он.
– Да, знаю, но зрители не занимают очередь в кассы, когда на афишах появляется твое имя, они на меня идут смотреть.
– Может, и так, но без нас у тебя ничего бы не получилось, – сказал Сеннетт и добавил: – Ты вон посмотри, что происходит с Фордом Стерлингом.
Это была правда, после того как Форд покинул «Кистоун», дела у него шли не очень хорошо. Но тем не менее я сказал Сеннетту:
– Все, что мне нужно для хорошей комедии, – это парк, полицейский и симпатичная девушка.
