– Встань, – приказала женщина. – Встань сейчас же.
Джоанна посмотрела на нее серьезно, словно изучая, и отвернулась.
– Мы нашли их с разбитыми головами. Брата и его жену. Дикари вытряхнули мозги и набили черепа травой. Вроде куриного гнезда.
– Понимаю, – отозвался капитан. Кофе почти остыл, но он все-таки решил его выпить.
– Мать изнасиловали.
– Ужасно, – сказал капитан.
– А потом разрезали на куски.
– Нет слов. – Он покачал головой. Желудок внезапно взбунтовался.
Анна Леонбергер была стройной женщиной, экономной и расчетливой даже в жестах. Темные волосы, гладкая оливковая кожа и черные глаза выдавали уроженку Баварии. Она медленно-медленно повернула голову и брезгливо посмотрела на девочку, сидевшую на полу в скомканной массе широкой клетчатой юбки с оторванными кружевами, босиком, с выбившимися из косы растрепанными волосами. Сжала губы в тонкую линию, перевела взгляд на носки своих туфель и произнесла:
– Младшей сестре перерезали горло и повесили за ногу на большом дереве возле магазина. – Анна сложила руки на груди. – Поймать индейцев так и не удалось. Наши мужчины бросились следом, но только до смерти загнали лошадей.
– Понимаю, – сказал капитан и приложил к губам салфетку. Кофе оказался таким крепким, что ложка стояла.
– Ну вот. – Анна вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Должно быть, девочка рада спастись от дикарей.
Все повернулись и посмотрели на маленькую пленницу. Она очень тихо, едва слышно пела песню на языке кайова и кивала в такт. Возможно, это было проклятие врагам или обращение к солнцу – отцу всего на свете, или хвала горам Уичито, или просьба о помощи.
– Племянница должна научиться работать, – решил Вильгельм. – Должна принять наши порядки. – Он глубоко вздохнул. – У нас нет своих детей. Только племянник, который работает на ферме у англичанина, в Фрайо-Тауне. Мы готовы ее взять. Жене нужна помощь. По хозяйству всегда много работы. Она не хочет сесть на стул? На полу как-то странно.
– Считает себя индианкой? – спросила Анна и снова покосилась в угол. – Встань.
Джоанна сделала вид, что не слышит.
– Боюсь, что так, – ответил капитан. – Надеюсь, вы учтете это обстоятельство. Ведь девочке всего десять лет.
– Ребенок нуждается в исправлении.
– Полагаю, Джоанна уже кое-чему научилась.
Анна кивнула.
– Она вполне может выполнять какую-то работу.
– Определенно, – подтвердил капитан.
Вильгельм молчал, приоткрыв рот и явно о чем-то размышляя, а остальные напряженно ждали, что он скажет. Наконец хозяин дома изрек:
– Значит, квитанции на покупку экипажа у вас нет?
– Нет.
Капитан Кидд провел ночь, лежа на жесткой, как доска, кровати в одной из спален второго этажа, однако Джоанна наотрез отказалась покинуть «Целебные воды» и расстаться с любимым красно-черным одеялом. На следующий день, когда собрались соседи со всей округи, она убежала в конюшню, заткнула юбку за пояс, обнажив щиколотки и голени, и ловко вскарабкалась по лестнице на сеновал. Когда же доброжелатели поднялись на несколько ступенек и ласково обратились к ней по-немецки, сбросила вниз серп и мотыгу.
– Оставьте ребенка в покое, – попросил капитан Кидд. – Неужели нельзя немного повременить с разговорами?
В итоге жителям коммуны Д’Ханис пришлось праздновать возвращение соотечественницы из плена без виновницы торжества. Это были добрые, участливые люди, упорным трудом создавшие элегантную церковь Святого Доминика, построившие красивые дома с галереями, вырастившие сады из семян прославленной семенной компании Хута в Кастровилле – с пионами величиной с капустный кочан и кочанами капусты величиной с маслобойку. Священник долго и крепко жал капитану руку, хлопал по плечу, выражал благодарность и восхищение, уверял, что Бог хранил их в пути, причем говорил с заметным ирландским акцентом. Во дворе поставили длинные столы с эльзасскими кушаньями, техасской копченой грудинкой, а также блюдами из картошки, сыра и сливок.
К капитану подошел гонец Адольф. Это был широкоплечий человек, на вид – истинный немец. Собак загнали под повозки, и теперь они лежали в пыли, мерно постукивая хвостами. Ярко-голубая кустарниковая сойка присела на забор и принялась восхищенно рассматривать богатое эльзасское угощение.
– Вильгельм и Анна очень трудолюбивы, – издалека начал Адольф.
– Слушаю, – кивнул капитан, взяв с блюда сдобное печенье.
– С ними жил племянник, но потом он сбежал на берег Нуэсес-ривер.
– Они сказали, что он работает в Фрайо-Тауне.
– Это одно и то же.
– Потому что замучили рабским трудом?
– Да.
– А что с этим можно сделать? – спросил капитан.
– Ничего. – Адольф махнул широкой ладонью в сторону гостей. – Видите, все собрались праздновать возвращение девочки. Когда наедятся, пойдут домой, чтобы бесконечно, до следующего поколения, обсуждать знаменательное событие. Но никто никогда не заглянет сюда, чтобы узнать, как ей живется. Никто не отважится вторгнуться в семейный круг Леонбергеров и выяснить, хорошо ли они обращаются с племянницей. Разве у вас, англичан, не так?
– К сожалению, точно так же.
– И у англичан, и у испанцев, и у немцев. Значит, во всем мире. Я сам немец и должен сказать, что наши люди способны вести себя очень жестко. – Он тяжело вздохнул. – Я участвовал в погоне за индейцами, когда те убили родителей Джоанны и похитили девочку. Насмерть загнал лучшего коня: бедняга задохнулся на перевале Бандера.
– Вы сделали все, что смогли. – Капитан положил ладонь на крепкое плечо и встал. – Пора ехать. Спасибо за предупреждение, однако здесь я бессилен.
– У них нет документов на удочерение.
– Кто это заметит? Священник?
– Да. Думаю, именно он должен подготовить необходимые бумаги.
– А они намерены оформить родительские права?
Адольф откинулся на спинку стула, повернул голову и посмотрел на Вильгельма и Анну. Те сидели среди друзей и соседей, суровые и холодные, словно присутствовали на судебном разбирательстве. Капитан заметил, что люди мало общались с супругами Леонбергер. Гости болтали, шутили и смеялись между собой – веселые, разговорчивые, остроумные. Кое-кто поглядывал в сторону конюшни, где спряталась Джоанна, но к ее родственникам почти никто не обращался.
– Нет, – ответил он. – Вряд ли девочку захотят официально принять в семью. Ведь тогда они будут обязаны поддерживать ее материально, а по традиции еще и обеспечить приданым. Племянника они не усыновили.
– Ясно, – заключил капитан. – Понимаю.
В груди сжалась тугая пружина, а в горле внезапно пересохло.
