Адольф тронул его за рукав и наконец осмелился произнести главные слова, ради которых затеял беседу:
– Нельзя оставлять ее здесь.
Капитана охватило чувство, близкое к отчаянию.
– Спасибо, сэр, – проговорил он срывающимся голосом. – Может быть, как-нибудь загляну в гости, проведаю Джоанну. А сейчас мне пора.
Пришлось поспешить, пока по щекам не потекли слезы.
Глава 21
Обратно он поехал той же дорогой: прямо на восток, долгие двадцать две мили до Кастровилла. В городе остановился в прибрежной гостинице и всю ночь слушал грохот и рев мельничного колеса, ворочавшего зеленую наносную воду Медина-ривер. А утром тщательно побрился, надел парадный черный костюм и отправился в Сан-Антонио. Пересек вброд реку Алазан и с удовольствием увидел, как мексиканские женщины бредут по мелководью с корзинами выстиранного белья на головах, весело переговариваются и смеются, а их длинные черные волосы красиво развеваются на теплом апрельском ветерке. Думая, что незнакомец не понимает испанского языка, самые храбрые начали отпускать в его адрес сальные шуточки, но стоило ему ответить по-испански, испуганно вскрикнули. Впрочем, быстро успокоились, рассмеялись и принялись брызгать в незнакомца водой. Капитан Кидд был очень рад снова оказаться в Сан-Антонио.
Не меньше он обрадовался, услышав, как отбивают час колокола церкви Сан-Фернандо, а еще больше, когда такой же седой, как он сам, человек встал в экипаже и окликнул:
– Джефферсон Кидд! Не забудьте меня навестить, сэр!
Капитан ехал по узкой улице, где по обе стороны стояли хранившие прохладу внутренних двориков каменные дома – так что старинный центр города представлял собой одну длинную стену в стиле южных древнеримских городов. Другой тип домов принадлежал владельцам ранчо в Балконс-Хайтс и отличался узорными коваными решетками, украшавшими галереи второго этажа с ажурными тенями на стенах.
Поздно вечером капитан Кидд пересек мост Сан-Мартин, проехал по улице Каламарес и оказался на Плаца де Армас, где лежал в руинах построенный в 1749 году дворец испанского губернатора. На просторной площади стояли вереницы телег, нагруженных привезенными на продажу овощами, зерном и сеном, тянулись освещенные цветными фонарями ряды торговых прилавков с пирамидами фруктов и кипящими котлами с острой похлебкой. По периметру площади разместились разнообразные коммерческие заведения: гостиница Вэнса, кожевенная торговля Лесснера и Мандельбаума, лавка жестяных и скобяных изделий Родеса и Дина, магазины одежды, бильярдные залы, платные стоянки экипажей. Одной из таких стоянок капитан доверил свою повозку с обещанием исцеления водами и следами пуль, определил Пашу и Фэнси в конюшню Хэби, где лошади дружно накинулись на сено, а сам снял комнату в гостинице Вэнса и с комфортом провел беспокойную, тяжелую ночь.
На следующий день он вышел на площадь и на первом этаже принадлежащего адвокату Брэндхолму доходного дома увидел свою бывшую типографию. Помещение было забито ожидавшими ремонта сломанными колесами и деталями непонятных механизмов. Собравшись с духом, капитан заглянул внутрь: пыль на полу; мешок с овечьей шерстью; башмак. Печатный пресс фирмы «Стэнхоп» продан и, возможно, разобран на части.
Капитан вошел в соседнее, более импозантное здание, где находился кабинет адвоката Брэндхолма.
Адвокат оказался на месте. Едва увидев капитана, сразу почтительно встал. Разговор продолжался около получаса: речь шла о процедуре усыновления, правовом статусе освобожденных малолетних пленников, о законе против свободы печати.
– Скорее всего, через несколько лет закон аннулируют, – сказал Брэндхолм. – После того как Дэвис и военные потеряют власть. Тогда можно будет возродить ваш бизнес. А что касается вернувшихся из плена детей, то все они принадлежат родителям или опекунам.
Капитан Кидд взял Пашу и верхом поехал на берег реки Сан-Антонио, к развалинам миссии Консепсьон. Где-то здесь находилась фамильная земля, хотя юридические права на нее погрязли в трясине бюрократии. Из всех старинных миссий капитан больше всего любил эту, хотя главный храм стоял в запустении, а на штукатурке остались чьи-то грубо нацарапанные имена. Эти дела надо оставить для Элизабет. Капитан слишком хорошо знал сеньора де Лару: почтенный ученый муж глубоко постиг земельные законы испанских колоний, а потому несколькими словами пресечет любую попытку обсуждения:
– Вы не обладаете правом наследования, сэр. Оно принадлежит исключительно вашим дочерям, поэтому беседовать я буду только с ними.
Вернувшись в город, капитан зашел на почту и спросил, нет ли для него писем. Оказалось, что Элизабет прислала целых четыре страницы сообщений, рассуждений, ответов на вопросы и собственных вопросов. Он присел на крыльцо и начал читать написанные знакомым каллиграфическим почерком строки.
Итак, дети вернутся через два года: «Дражайший папа, ты же знаешь, как мы скучаем по Техасу, но…» Дочь рассказывала о долгом тяжелом пути, о том, как они устали, о болезненной хрупкости Олимпии. К тому же денег не хватает, а придется покупать лошадей. Да и как переправиться через Миссисипи? Если бы он прислал некую сумму на поездку, было бы очень хорошо. Удастся ли арендовать старый дом Бетанкуров? Ведь в конце концов сейчас особняк принадлежит маминым родственникам. Она уже написала сеньору де Ларе относительно земли на территории миссии Консепсьон.
Читать газеты здесь, в Сан-Антонио, или в любом другом крупном городе к югу или к востоку смысла не было: народу собралось бы очень мало, поскольку здесь постоянно получают свежую прессу с побережья: в порты Галвестон и Индианола регулярно заходят корабли, а на железнодорожный вокзал прибывают поезда из Сент-Луиса. Странно думать, что команчи и кайова похищают детей, а на дорогах грабят и убивают мирных путников, в то время как из колыбели прогресса тянутся телеграфные провода и мчатся паровозы. Однако такова жизнь. В последнее время чтение вслух пользовалось успехом только в приграничных землях, в маленьких городках севера и запада Техаса – таких, как Даллас и Форт-Маккаветт.
Капитан купил свежие газеты юга: «Мемфис дейли аппил», «Багл», другие издания из Колумбуса и Джорджии, а также прессу с северо-востока. Вернувшись в гостиницу, долго курил и мерил шагами комнату. Спать не мог. Наконец, спустился в холл и отправил посыльного в магазин Миллигана за виски. Этому виски всегда можно было доверять.
Капитан любил реку и город. Очень старый город. Посмотрел сквозь стакан на масляный фонарь за окном и увидел переливы золота и меди. «И я тоже старый, – подумал грустно. – Но пока, слава богу, здоров и в своем уме».
Следующим утром капитан Кидд поехал по дороге на Кастровилл в повозке с привязанным сзади Пашой. Как обычно. Он не знал, что сказать, кроме того, что необходимо объяснить Вильгельму и Анне Леонбергер, каково это для ребенка: попасть в плен к индейцам, провести там несколько лет, привыкнуть к первобытной жизни, а потом вернуться в чужую семью, к незнакомым белым людям да еще стать их приемной дочерью. Да, дочерью – вы, проклятые бесчувственные свиньи. Уж он-то постарается убедить в необходимости удочерения: аргументами, подкупом – как угодно.
