Да, я такая. Я всегда была организованной. Мама говорила, что я умна не по годам, но это была неправда. Думаю, мне пришлось рано повзрослеть из-за моей семьи. В детстве мама часто полагалась на меня».
Я попросила Эллисон подробнее описать, как она росла, и из ее рассказа я узнала, насколько рано ей пришлось принять на себя роль опекуна, что обусловило ее жизнь с Томом.
Эллисон: «Моя мама была домохозяйкой. У папы был жуткий нрав, и они с мамой всегда ссорились. Нас спасало то, что он часто уезжал по делам. Меня учили врать отцу, и я лгала и обманывала, чтобы сдержать его нрав, и все делала осторожно, чтобы не навлечь на себя его гнев. Мама думала, что он ей изменяет, и скорее всего, так и было. Она ненавидела его за это, но чувствовала себя беспомощной. Она хотела его бросить, но боялась не справиться в одиночку со мной и моими маленькими братом и сестрой. И она оставалась. Я наслушалась об этом. Сейчас я понимаю, сколько лишней информации мне пришлось выслушать в своем раннем возрасте».
Сьюзан: «Это точно. Надо было гулять с друзьями и наслаждаться жизнью. Что вы должны были делать со всей этой информацией?»
Эллисон: «Не знаю. Она до сих пор спрашивает меня, разводиться ли ей. А однажды заявила, что жила с отцом только из-за нас, то есть это была наша вина. Не знаю, сколько раз я говорила ей: “Оставь его уже!” Но теперь перестала. Ничего не изменится. Дети уже выросли, а она все так же ничего не может сделать. Она просто не может заставить себя сделать что-то, кроме постоянных жалоб. Я так устала, что мне хочется кричать, но больно видеть ее страдания. Я до сих пор чувствую, что должна подбадривать ее и стараться улаживать все. В детстве если и происходило что-то такое, что сближало нас и позволяло хоть немного почувствовать себя семьей, то это было моих рук дело. Готовка. Уборка. Елка и подарки на дни рождения. Всем занималась я. Так и с Томом. Боже, Сьюзан, я так устала все делать сама… Когда уже хоть кто-нибудь позаботится обо мне?»
В этот момент Эллисон разрыдалась и плакала какое-то время. Вытерев слезы, она мягко проговорила: «Простите». Как многие женщины, Эллисон считала нужным извиняться за слезы, будто она сделала что-то плохое.
Я ответила Эллисон, что она имела полное право плакать и расстраиваться. Мужчины, которые ей нравились, оказывались безответственными и несостоятельными. Надо было оплакивать девочку, которой она была и которую вынудили взять на себя роль мини-взрослого и заботиться не только о матери, но и обо всем доме. Это непосильная ноша, возложенная на худенькие плечи восьми- или десятилетней девочки, осознающей, что если она хочет порадоваться или пожаловаться, дома ей обратиться не к кому.
Однако Эллисон печалилась недолго. Она взяла себя в руки и, как обычно поступала в жизни, снова сделала все, чтобы освободить мать от ответственности.
Эллисон: «Если честно, Сьюзан, это была не ее вина. У нее действительно был ужасный брак и ужасная жизнь. Она была грустной большую часть времени. Я терпеть не могла видеть ее такой».
Абсолютно естественно, что Эллисон опять черпала сочувствие из своего глубокого душевного колодца и щедро одаривала им свою мать.
Депрессия не умаляет ее ответственности перед вами
Хотя я не знала мать Эллисон, Джоанну, но логично было бы предположить, что ее преследовал демон депрессии. Более того: не думаю, что слишком преувеличу, если скажу, что многих матерей, требующих заботы, преследует один и тот же демон. Депрессия парализует и изматывает их, разрушая умение заботиться, вести дела и создавать уют. Случаются моменты – возможно, короткие белые полосы в их жизни, – когда они оказываются рядом и проявляют заботу сами, но их потребность в том, чтобы заботились о них, всегда побеждает.
Эти матери ходят в темноте по спирали, и их недуг затмевает все возможные виды на будущее. Как и другие дочери, Эллисон росла с маминой безысходностью, постоянной, как сердцебиение, и создающей жалкую и грустную атмосферу следующими фразами:
• Жизнь отвратительна.
• Зачем я вообще родилась?
• Что я сделала со своей жизнью?
• Зачем я вышла за твоего отца?
• Не знаю, что делать. Я все испортила.
Депрессия отнимает у этих матерей самих себя и разрушает их способность принимать решения. Их состояние – это результат комбинации генетических, физиологических факторов и несчастливого стечения жизненных обстоятельств. Матери с депрессией больны и сильно страдают.
Но она все же взрослый человек и сама отвечает за то, чтобы предпринять что-либо для изменения ситуации и улучшения жизни. Это верно по отношению ко всем взрослым людям. Помочь себе, чтобы адекватно заботиться о своих детях, – не предложение, а руководство к действию. Даже если она, как Джоанна, погрязла в собственных страхах.
Способы лечения депрессии заметно усовершенствовались за последние несколько десятилетий. Антидепрессанты помогли большому количеству людей; существуют и другие варианты облегчения этого изнурительного состояния. Однако многие матери, страдающие, подобно Джоанне, глубокой депрессией, часто отказываются от помощи и предпочитают выступать в роли жертвы.
В конце первого сеанса Эллисон поведала, что мать отвергала все предложения пройти курс лечения.
Эллисон: «Я пыталась, Сьюзан. Я ведь говорила ей: “Знаешь, мам, есть люди, которые могут тебе помочь. Твой доктор, например, или психолог”. Но она не хочет даже думать об этом. Она спорит со мной! “Как ты можешь такое говорить? Проблемы не у меня. Я не сделала ничего плохого. Это все твой отец. Почему мне нужна помощь? Я не сумасшедшая. Пусть твой отец перестанет орать на меня, вот и все. Меня не надо консультировать”».
В определенные моменты мать может найти в себе достаточно сил, чтобы заметить дочь и бросить жалкое «А ты симпатичная» или «Ты милая». Но это не сгладит отсутствия главного, обязательного признания и близкого общения, которых так хотят дочери. Вместо этого они часто слышат: «Ты такая молодец, что помогаешь мне». А не за то, что она такая, какая есть, со всей своей уникальностью и ценными качествами.
Я искренне сочувствую матерям, живущим в мрачной тени депрессии. Но они все равно несут ответственность за заботу о маленьких дочерях. Я считаю, что они должны признать свою ответственность за причиненную тем боль, когда они, отрекаясь от своего материнского предназначения, вынудили дочерей сделать заботу о других неизбежной частью собственной жизни.
То, как Эллисон спасала свою мать, и ее горячие попытки «усыновить» Тома – звенья одной цепи. Удовольствие, получаемое от его восторженной реакции на ее подарки, заставляло верить, что она частично возмещает свою неспособность помочь матери в детстве. Это навязчивое повторение в действии. Но, как я сказала Эллисон, вместе мы разобьем этот замкнутый круг, чтобы она наконец смогла сосредоточиться на своих потребностях и желаниях.
Депрессивное наследие – не конец света
Спешу уверить вас в том, что если вы боретесь с депрессией, как и другие дочери депрессивных матерей, вам совершенно не нужно делать это точно так же, как поступали ваши матери. Это очень беспокоило Эллисон. «Признаюсь, иногда мне кажется, что я подхватила вирус депрессии, – сказала она мне. – Я смотрю на свою жизнь и свои отношения, и руки опускаются. У меня действительно существуют проблемы с депрессией. Я не хочу стать такой же, как мама».
