– Многие девчонки считают его симпатичным. Говорят, он станет отличным охотником.
– Вот пусть эти девчонки в него и влюбляются. А со мной ему ловить нечего.
Анни только улыбнулась в ответ. Похоже, она сама неравнодушна к Гарольду. Люси же он совершенно не интересовал.
У них с этим парнем как-то даже вышла небольшая ссора – он посоветовал Люси сосредоточиться на росписи камней, традиционной у оджибве, вместо того чтобы заниматься «мазней для белых» – так он именовал ее яркие картины маслом на холсте. Как Гарольд мог думать, что при таких разных вкусах ей захочется с ним связываться? Если, конечно, Анни права, а не просто дает волю воображению.
Люси решила держать свои мысли при себе. Две девочки шли по тропинке, и ветерок доносил до них ритмичный бой барабанов. Люси уже видела впереди пламя костра. Искры взлетали в воздух над поляной, где по вечерам собирался народ. Анни схватила подругу за руку.
– Смотри, мистер Стонтон разговаривает с твоей мамой!
И правда, мама беседовала с правительственным агентом.
– Надеюсь, всё в порядке, – шепнула Анни.
– Что может случиться?
– Не знаю. С мистером Стонтоном лучше не связываться.
Люси не поняла, чего Анни так боится. Люси себя запугать не даст.
– Подойдем к ним.
– Ты уверена?
– Мы ничего плохого не сделали, да и мама тоже.
Подруга не успела возразить – Люси уверенно двинулась дальше. Анни неохотно последовала за ней. Почему люди сторонятся правительственного агента, даже если ни в чем не виноваты? Преувеличивают его влияние, а это ему только на руку.
Девочки поравнялись с мамой Люси и Стонтоном. Люси вежливо поздоровалась. Мама поздоровалась в ответ, и даже правительственный агент коротко кивнул. Взрослые продолжили разговор.
– Ты просишь позволения сходить на Кривое озеро?
– Да, и этих двух девочек я намереваюсь взять с собой.
– Намереваешься? Я тебе пока разрешения не давал.
– Вот поэтому я с вами и говорю – чтобы попросить разрешения.
Люси была в восторге – мама не трепетала перед Стонтоном, как другие взрослые, но разговаривала при этом вполне вежливо. Словом, следовала собственному совету – Люси вспомнила, как мама учила ее по возможности избегать споров и добиваться нужных результатов, не доводя ситуацию до прямого конфликта.
– Зачем тебе туда понадобилось?
– Хочу навестить родственников.
Стонтон обдумал это, потом повернулся и ткнул пальцем в Анни.
– Она тебе не родственница.
– Анни – подруга Люси.
– Значит, она не будет навещать родственников.
Люси видела – подруга нервничает, а ведь она ни в чем не виновата.
Почему Стонтон так себя ведет? Похоже, просто наслаждается своей властью.
– Анни навестит не своих родственников, а моих, – ответила мама вежливо, но отнюдь не заискивающе. – Еще она хочет послушать духовой оркестр.
Стонтон снова обернулся к Анни.
– Музыку любишь? – спросил он насмешливо.
Люси поняла – подруга боится – и поспешила ответить за нее.
– Мы обе любим музыку, мистер Стонтон. Так же сильно, как вы любите рыбку.
Стонтон испытующе посмотрел на девочку. Она изо всех сил старалась казаться невозмутимой. Что ее подвигло сказать про рыбу? Что означает молчание мистера Стонтона? Девочку возмущала сама необходимость просить разрешения, чтобы покинуть резервацию, может, оттого она и вышла из себя. О чем он думает? Что она подлизывается, напоминая про доставленную рыбу? Или, наоборот, угрожает – будешь придираться, больше никаких судаков?
Он довольно долго молчал, как будто не зная, как ответить. Наконец процедил сквозь зубы:
– Ладно, можете сходить.
– Спасибо, – сказала мама, но он уже отвернулся.
Люси показала ему вдогонку язык. Мама подавила смешок. Люси подмигнула маме, взяла ее и Анни за руки, и они направились к костру.
* * *
Уилсон шел по главной улице Лейкфилда и облизывал тающее мороженое, боясь потерять хоть каплю. Чтобы срезать путь к берегу, мальчик свернул на боковую улочку. Солнце садилось, и пламенеющее небо отражалось в реке Отонаби.
По субботам он всегда тратил часть карманных денег на клубничный рожок и теперь неторопливо брел к реке, смакуя мороженое. Из соседнего окна донеслись звуки пианино, женский голос запел «Часто в тиши ночной»
[22]. Уилсон замер. Эту песню любил напевать его двоюродный дедушка Сэмюель – он жил в Северной Ирландии. Берущая за душу мелодия легко перенесла мальчика в прошлое лето.
Они с отцом тогда пересекли Атлантику, чтобы провести каникулы в старом семейном поместье около Килреи в графстве Дерри. Как-то вечером дядя Сэмюель, обладатель сильного баритона, пел эту песню, а дядина дочь Шарлотта аккомпанировала ему на фортепиано. Это была старинная ирландская мелодия. Сейчас, должно быть, тоже поет ирландка. Уилсон знал – в этой части Онтарио полно ирландских эмигрантов. Хотя сам он, учась в «Дубраве», почти не имел дела с местными.
Но песня была как привет с родины. Вспоминая те каникулы с отцом, Уилсон задумчиво стоял на берегу реки и всматривался в воду.
Отонаби с оглушительным ревом низвергалась сквозь ворота шлюза
[23] недалеко от моста. Хорошо бы проделать по воде весь путь от озера Гурон до озера Онтарио, вот было бы приключение! Может, на будущий год в летние каникулы они с отцом совершат такое путешествие? Надо бы закинуть удочку в следующем письме.
Уилсон проглотил изрядный кусок мороженого и пошел дальше по берегу, мысленно прикидывая, что напишет отцу. Разговоры с Люси об индейцах оджибве и первых поселенцах были свежи в его памяти, но надо соблюдать осторожность. Хотелось бы побольше узнать об испытаниях, выпавших на долю деду, когда он в конце 1860-х приехал в Канаду. Дедушка разбогател на производстве стали, но сперва занимался фермерством. Торговал ли он с оджибве или с другими племенами? А ферма на полуострове Кобург? Принадлежала ли эта земля индейцам?
Если спросить отца, придется объяснять, что вызвало такие вопросы. А про Люси даже заикаться нельзя – он их дружбы никогда не одобрит. Даже о Фаррелли надо писать с умом, учитывая предыдущую реакцию отца. А если совсем не упоминать семью Фаррелли, это тоже будет выглядеть подозрительно.
Уилсон остановился. Тут рельсы подходили прямо к пароходной пристани. Он вгляделся в узкий проток, несущий воды озера Катчеванука в Отонаби, отчего течение реки убыстрялось. Небо приобрело удивительный малиновый оттенок, но Уилсон, увлеченный своими расчетами, этого не замечал.