Дэнни едва успел надеть маску, как вдруг совсем рядом раздался голос.
— Ты так целыми днями и сидишь в парке?
Перед ним возник Уилл. Дэнни нашарил неуклюжими лапами блокнот и ручку.
«Это лучше, чем сидеть посреди шоссе», — написал он.
— Неужели у тебя нет работы или какого-нибудь занятия?
«Я панда. Это и есть моя работа».
Уилл улыбнулся, снял рюкзак и устроился рядом на лавочке.
«Разве у тебя нет работы?» — написал Дэнни.
— Ага, есть, — Уилл снял галстук и намотал на руку. — Школа. Вкалываешь дни напролет и не получаешь ни гроша. Худшая работа на свете.
«Да, моя мне больше по душе».
— Мне тоже, — согласился Уилл. — Только не сегодня.
Прищурившись, он бросил взгляд на солнце.
— Слишком жарко для панды.
«Нормально. У панд есть сложные охлаждающие механизмы».
— Правда? Какие?
Дэнни показал ему банку «Попси».
— Очень сложно, — заметил Уилл, закатив глаза.
Дэнни уставился на непочатый напиток, не понимая, как сделать глоток, не раскрыв при этом своей личности.
— Головоломка мистера Картера, — сказал Уилл будто бы самому себе.
Отец посмотрел на него в замешательстве.
— Это с урока математики. Наш учитель, мистер Картер, пишет задачу на доске в начале каждого урока, а в конце выбирает того, кто должен ее решить. Он называет это головоломками. Ненавижу их.
«Почему?» — написал Дэнни: он не знал, к чему приведет эта беседа, но не хотел, чтобы сын замолчал.
— Никогда не могу их понять. Иногда я знаю ответ, но чаще нет, и тогда сижу тихо, опускаю глаза и надеюсь, что меня не вызовут, — Уилл на минуту задумался. — Сложно объяснить, но, в общем-то, из-за этого я и перестал говорить.
«Из-за математики?» — написал Дэнни и мысленно пометил себе: найти этого мистера Картера и задать ему головоломку собственного сочинения.
— Нет, — ответил Уилл, — не из-за математики. Просто… ну, в прошлом году случилось кое-что плохое. Очень плохое, и в этом не было никакого смысла.
Он потянул за конец галстука, и тот затянулся вокруг руки, как крошечный удав.
— Это было как задачи мистера Картера, только в миллион раз хуже. Я не знал, что делать, и поэтому поступил так же, как всегда делал на уроках математики.
«Замолчал и надеялся, что тебя оставят в покое?» — написал Дэнни. Уилл кивнул. Дэнни мысленно исправил свою пометку: «Подкараулить мистера Картера на школьной парковке».
— Я думал, все пройдет, если не придавать этому значения. Думал, если я не буду привлекать внимания, то проблема рассосется сама собой. — Уилл развернул галстук и снова принялся наматывать на руку. — В голове это звучало логично. А теперь — просто странно.
Вот оно. Все оказалось так просто. После четырнадцати месяцев вопросов Дэнни наконец-то получил ответ. Он откинулся на спинку лавочки, ожидая, что его накроет волной облегчения, но когда оно все-таки пришло, то показалось ему не волной, а скорее струйкой. Куда сильнее он ощущал тоску: потому что Уилл страдал молча, потому что он, Дэнни, допустил все это, и потому, что потребовались такие нелепые обстоятельства, чтобы узнать правду.
Он поймал на себе взгляд Уилла, схватил блокнот и накорябал:
«Это не странно».
— Спасибо.
«Странно разговаривать с пандой».
— Мой учитель говорил с одноухим кроликом по имени Колин.
Дэнни оставил это замечание без ответа.
— И потом, если я странный, раз разговариваю с пандой, то ты тогда какой?
«Очень странный».
— Тогда, похоже, мы просто два чудака в парке, — заметил Уилл.
«Меня это устраивает».
— Меня тоже, — улыбнулся мальчик.
Дэнни отметил себе: надо будет объяснить Уиллу, как опасно разговаривать с чудаками в парках.
Он смотрел на сына, тщательно обдумывая свой следующий шаг. В обычных обстоятельствах можно было бы вежливо спросить о прошлогодних событиях, но Дэнни и так слишком хорошо знал эту историю и не хотел вынуждать сына говорить против воли (хотя если прошедшие месяцы его чему-то и научили, так это одному: Уилла просто невозможно заставить говорить, если он не желает). Но опять же, вдруг он на самом деле хотел об этом поговорить? И если Дэнни не задаст свой вопрос, то лишит сына первого и, может быть, единственного шанса открыться? Дэнни в нерешительности уставился на блокнот у себя в руках.
— Кто-нибудь из твоих знакомых умирал? — спросил Уилл.
Дэнни задумался, как ответить на этот вопрос. Он не собирался говорить Уиллу, кто он, но и врать тоже не хотел. Он и без того жалел о том, как по-дурацки все сложилось.
«Да», — написал он, надеясь избежать дальнейших расспросов.
— Ты скучаешь по этому человеку?
Дэнни кивнул. «Очень». Пока сын беспокойно ерзал рядом, он прислушался к парочке воробьев, чирикавших на ветках прямо над ними.
— Моя мама погибла в автокатастрофе, — сказал Уилл. — Это случилось больше года назад, но мне до сих пор ее очень не хватает.
Голос мальчика звучал глухо, словно тот пытался спрятаться.
— Очень странно произносить это вслух.
Ручка Дэнни зависла над блокнотом. Он мог бы написать ему столько всего — столько всего, что смущенно бормотали люди на похоронах и после них («Мне жаль. Очень жаль. Сочувствую твоей утрате. Богу нужен был еще один ангел» — Господи, как он ненавидел это выражение!), и хотя все это говорилось из лучших побуждений, слова ровным счетом никак не влияли на его чувства.
«Наверняка она была замечательной мамой», — написал Дэнни.
— Да. — Уилл выдернул нитку из рукава и бросил на землю. — Самой лучшей на свете.
Какое-то время они сидели молча, глядя в разные стороны, но думая об одном и том же.
— Отстойно, когда люди умирают, да? — наконец сказал Уилл.
«Полный отстой».
Дэнни смотрел на парня с тележкой: тот пытался починить сломанный зонтик. Стоило ему распрямить прутики с одной стороны, как зонт складывался с другой; а когда парню наконец удалось раскрыть его целиком, налетел ветерок — и снова все перевернул. Проходившая мимо парочка рассмеялась, но Дэнни хорошо знал, как сложно удержать то, что рассыпается прямо у тебя в руках.
— Хочешь, расскажу одну глупость? — спросил Уилл. Дэнни жестом попросил его продолжать. — Я хочу поговорить с ней о случившемся. Поговорить с мамой о том, что ее больше нет. Она всегда помогала мне в таких случаях.
Кивнув, Дэнни вытер глаза тыльной стороной ладони, забыв про маску на лице.
