– Однако ж вы выходите на сцену, – заметила я.
– Выхожу, – невесело признала Жанна. – К обожанию зрителя быстро привыкаешь. И привыкаешь сильней, чем даже к опиуму или бокальчику вина после спектакля. Особенно, когда ничего кроме того обожания у тебя больше нет. Я смогла бы оставить театр, наверное бы смогла – появись в моей жизни достойный мужчина, семья, дом. Маленький тихий дом на берегу реки. У моего первого, у него был такой дом. С яблоневым садом и синими ставнями на окнах. Только там я и была счастлива. С ним и моей девочкой. Знаете, что такое Рай, Лили? К черту все религии мира: Рай – это место, где ты был счастлив. Говорят, если перед смертью мысленно перенестись в то место, очень-очень этого захотеть, то непременно попадешь в свой собственный Рай. Ах, как бы я этого хотела… Я была замужем еще дважды… или трижды, – она рассмеялась, – сама со счету сбилась! Но это все не то. Они хотели только моих денег – а я всякий раз принимала их лживые слова за чистую монету. Неужто я так плоха, что меня нельзя полюбить? Ева говорит, что мне нужно меньше пить да мечтать о глупостях и больше заниматься делом… но знаете что, Лили, я все равно думаю, что еще вернусь в свой Рай. Непременно вернусь!
Последние ее слова мне было слышать совсем уж неловко: очевидным стало, что Жанна просто пьяна. Неточным движением она потянулась за новым бокалом, но теперь уж я перехватила ее руку. Ненавязчиво, но твердо.
– Пожалуй, что Ева права, – столь же твердо заметила я.
Неожиданно сработало:
– Наверное. Эта чертовка Ева всегда права, – мадам Гроссо как будто даже устыдилась и жестом прогнала стюарда. Ровнее уселась на диване и поправила чуть растрепанную прическу.
Я не сразу обратила внимание, что компаньонка Аурелия уже прекратила свою песню. А через миг услышала и ее голос:
– Духи лоа готовы ответить на ваши вопросы. Входите!
Я повернула голову на Еву с месье Муратовым, но те желания погадать уж точно не имели. Мишель просто смолчал, а Ева закатила глаза.
Среди присутствующих знать будущее желала лишь мадам Гроссо. Она начала уж подниматься с дивана – когда неожиданно для всех, кроме меня самой, на ноги вскочила я.
– Позволите, Жанна, мне быть первой? – со всей любезностью попросила я.
Теперь уж Ева обернулась на меня недоуменно, даже захотела остановить как будто.
И мадам Гроссо тоже немало удивилась:
– Вот уж не думала, что вас это интересует… а впрочем, разумеется, – она сделала приглашающий жест рукой и снова улыбнулась не без лукавства. Предупредила: – формулируйте ваш вопрос точнее. Духи лоа не любят туманных изречений.
Духи лоа, похоже, вообще мало что любили, кроме песнопений и вязкой, отвратительно пахнущей металлом крови. Первое, что я увидела, проникнув за алые газовые шторы – петуха с отрубленной головой. Кровь под его тушкой уже напитала белые некогда перья и разливалась бесформенным бурым пятном, грозя тягучими каплями добраться до края импровизированного алтаря. Перемазанный кровью нож с рукояткой, раскрашенной желтым и красным, лежал здесь же. Кроме него алтарь был полон свечей, от дыма которых у меня немедленно закружилась голова.
Аурелия смотрела на меня сверху вниз черными блестящими в полутьме глазами.
– Сядь! – велела она. И тотчас властно положила раскрытую ладонь на мою макушку – таки заставляя подчиниться.
В узком вечернем туалете да туго затянутом корсете усесться прямо на пол было задачкой той еще. Но раз уж я сама в это ввязалась…
Ковер с пола был убран, а крепкие корабельные доски оказались разрисованы мелом и бурыми мазками, о происхождении которых мне даже думать не хотелось… Меловая линия очертила круг, внутри которого находилась и сидящая на полу я, и стоящая надо мной Аурелия, и алтарь с трупом петуха. Не сразу, но взгляд мой упал на чашу из мятого металла – тоже разрисованную символами.
Внутри чаша до середины была полна жидкостью мутно-сливового цвета.
– Пей! – надавив ладонью мне на голову, велела Аурелия.
Догадываясь, что там, и как сей напиток подействует на мой разум, я совершенно точно не собиралась этого делать.
От сильной руки на своей голове я извернулась, поймала взгляд женщины и, не без труда выдержав его, ответила:
– Не буду.
Аурелии это не понравилось. Вот уж не думала, что тяжелый ее взгляд может стать еще надменнее. Невесомым легким движением она опустилась на корточки, а потом и на колени. Сидя напротив, чуть подавшись ко мне, спросила:
– Зачем ты пришла?
– Задать вопрос.
Она выпрямилась, продолжая сидеть на коленях, и рука ее потянулась к ракушкам в глиняной яркой вазе. С глухим треском перекатывая ракушки из левой руки в праву и обратно, Аурелия смотрела на меня с прежней суровостью. Будто знала уже, что вопрос мой ей не понравится. Но не прогнала. Кивнула.
– Спрашивай.
– Зачем вы напугали мою дочь, сказав, будто у нее славянская кровь?
Мерный стук ракушек в ее ладонях оборвался. Совсем ненадолго. Аурелия чуть вскинула подбородок и произнесла с еще большим презрением, чем прежде:
– Плохой вопрос. Духи лоа могут ответить лишь «да» или «нет».
– Я спрашиваю не духов лоа, я спрашиваю вас.
– Я говорю то, что велят лоа. Лоа всюду. Лоа слышат тебя. Я призвала их не затем, чтоб вести с тобой пустые разговоры. Задай хороший вопрос – или уходи! Мы и так довольно оскорбили лоа сегодня!
Если прежде Аурелия выказывала своим видом лишь ледяное презрение к бренному нашему миру, то теперь в ней бурлило раздражение. Как минимум раздражение – а то и ярая ненависть. Пожалуй, я играла с огнем.
Но сдаваться не собиралась.
– Я не уйду, покуда не услышу ответ, – ровно сказала я. – Откуда эти глупости про славянскую кровь?
Ноздри и без того широкого носа Аурелии гневно раздулись. О да, это была ярость. Но держала себя она превосходно.
– Это не глупости, – выговорила она.
Потом словно опомнилась. Ракушки из правой своей руки ссыпала обратно в глиняную чашу и с прежней гордостью вскинула голову.
– Хорошо, я скажу тебе. Я спрашивала лоа о плавании до того, как земля сменилась морем. Спрашивала, чего ждать. Лоа предрекли, что я увижу здесь твою дочь. Невинную душу с черными кудрями и чистым сердцем. Ту, в чьих жилах течет славянская кровь.
Я прищурилась с сомнением. Она просто угадала? Может ли такое быть? Я силилась найти ответ в мимике Аурелии – но лицо ее было каменной маской и не выражало ровным счетом ничего.
Она чуть подалась ко мне, будто собиралась сказать главное.
– У лоа была причина сказать мне о твоей дочери. Лоа предупредили, что девочке с чистым сердцем и славянской кровью не суждено сойти на землю. Никогда!
