Глава 38
Спустя некоторое время очнулся Ковит. С сонным, довольным выражением лица он сел, сглотнул слюну и, оглядевшись по сторонам, прохрипел:
– Есть вода?
Нита безмолвно покачала головой и продолжила грести. Солнце припекало все сильнее, по ее лицу струился пот. Она чувствовала, как горит кожа головы, но у нее не было сил что-нибудь с этим сделать.
Ковит перегнулся через борт и задумчиво посмотрел на реку. По воде пробегала легкая рябь. Вблизи она выглядела чище, чем на расстоянии, более пригодной для питья. Он облизнул губы.
Но потом вздохнул, отвернулся от воды и поудобнее умостился в лодке. Нита тоже взглянула на реку. Она не была в таком отчаянии. Она знала, что может уничтожить все микробы в организме, но… не была уверена, что ей удастся сделать это прямо сейчас, а позже будет еще сложнее.
Когда же они отчаются настолько, что напьются речной воды, невзирая на опасность?
Ковит протянул руки, и Нита благодарно передала ему весла. Она хотела отдохнуть. Он начал грести – сначала неуклюже, но постепенно у него начало получаться лучше. Пока он искал свой ритм, лодку слегка потряхивало, а вода на дне колыхалась.
Нита откинулась назад, растянулась на двух скамейках и закрыла глаза. Между скамейками был промежуток, поэтому спина немного провисала, но это не приносило неудобства.
Боже, как же она устала. Не только физически, но и морально. Она не могла вспомнить, когда в последний раз спала. Или ела. Или не чувствовала струящийся по венам адреналин, вызванный страхом. Поесть чего-нибудь было бы вовсе не плохо. Возможно, какого-то фаст-фуда из «Макдоналдса» или «по идее, КейэФСи»… или… о-о… что-нибудь из той замечательной уличной еды в Лиме. Может быть, немного пикаронес и каусы. А еще Ните хотелось напиться воды и растянуться на мягком матрасе. М-м-м. Просто рай.
Однако для того, чтобы немного подремать, она была слишком возбуждена. Все почти закончилось. Она почти выбралась. Еще чуть-чуть, и она будет в безопасности.
– Нита? – хрипло позвал Ковит.
Она открыла глаза, перевернулась, чтобы взглянуть на него, и оцарапала щеку.
– Да?
– Рынок…
– Его больше нет. – Ее голос прозвучал твердо, почти непоколебимо.
– Кто-нибудь спасся? – спросил Ковит, начиная грести немного быстрее.
Нита подумала о перевернутых лодках на реке и розовом плавнике, бесшумно и смертоносно разрезающем гладь воды.
– Нет, – грустно улыбнувшись, сказала она.
Ковит наблюдал за ее реакцией.
– Мы убили много людей.
– Да. – Нита отвернулась.
– М-м-м. – Взгляд Ковита был тяжелым. – Нита, я могу тебя кое о чем спросить?
– Ага.
– У тебя есть правила?
– Правила?
– Черты, которые ты не перейдешь. Те вещи, которые ты никогда не сделаешь.
Она закрыла глаза.
– Я думала, что есть. Но их нет.
Нет, нормы, подобные нравственным, только мешают. Из-за них Нитой могли манипулировать такие люди, как Фабрисио. Эти нормы всячески усложняли ее побег. Они ей не нужны.
– Вот как. – Ковит перестал грести и присел рядом с ней. – Посмотри на меня.
Она подняла на него взгляд.
Его темные глаза испытующе смотрели на нее. Он вздохнул и спросил:
– Я же никогда не говорил тебе, почему я сдал свою мать полиции?
Нита покачала головой, думая, к чему он клонит.
– Моя мать… – Выражение лица Ковита изменилось, в нем появилось что-то нежное и грустное. – Я очень любил маму. В детстве она была моим кумиром. Когда она была подростком, то сбежала из Мьянмы. Ее родители занимались какими-то сомнительными делами – теми, из-за которых людей заносят в списки «Хьюман райтс вотч»
[14]. Но моя мать не хотела участвовать в этом и сбежала в Таиланд.
Он немного помолчал и продолжил:
– Она водила меня по городу, стараясь найти места, где происходили плохие вещи. И мы пытались найти немного боли, чтобы поесть.
Нита задумалась.
– Она сама не причиняла боль людям?
Ковит засмеялся.
– О, еще как причиняла. У нас был подвал. Там всегда кто-нибудь сидел. Мама заставила меня присоединиться к ней, когда я был маленьким – не помню, насколько маленьким, но еще до того, как мне исполнилось пять лет. Она сказала, что мне нужно знать, откуда берется моя пища. Мы были знакомы с одним занни, семья которого скрывала от него все, и когда он понял, что питался человеческой болью, то покончил жизнь самоубийством.
Ковит сделал паузу, возможно, ожидая, что Нита как-то отреагирует, но она молчала и слушала.
– Мама не хотела, чтобы такое случилось со мной, поэтому я знал все с раннего возраста. Это было весело. Я никого там не знал, и все казалось… ну… ненастоящим. – Он замялся. – Но потом все… изменилось. Медленно. В смысле, что сначала я ничего не замечал.
Он замолчал и, похоже, не знал, как продолжить. Но в конце концов выдохнул и быстро заговорил:
– Ты знаешь, что детская боль сильнее? Они… э-э… чувствуют ее больше, что ли. И она ярче.
Ните не понравилось, куда заходит этот разговор.
– Однажды я привел подружку, и… я думал, она пошла домой. В ту ночь было много боли. Я хочу сказать, у мамы всегда был кто-то в подвале, и я… – Ковит шумно выдохнул. – Когда я нашел… нашел ее, я испугался. Я пытался остановить маму, и она решила наказать меня…
Парень умолк, опустил руки, опустил глаза. Нита уставилась на него, ощутив растущий ужас.
– Она причинила тебе боль.
Он кивнул.
– Мама, которую я знал… мама, с которой я вырос, не сделала бы этого. Она сбежала, чтобы избежать участия в правительственных допросах. Она любила меня. Любила мою сестру. Она бы никогда не сделала нам больно. Но она изменилась. Медленно, со временем. И когда я это заметил, было уже слишком поздно.
Ковит молчал долго. Нита сглотнула и робко положила руку ему на плечо.
– Что случилось?
– Я сбежал. Вот и все. И позвонил в МПДСС. – Он вздохнул. – Но… после этого я начал обращать внимание на других занни. Разговаривал с людьми, которые их знали. Встречался с ними.
Думаю, я хотел узнать, что случилось. Что вызвало это. И я обнаружил закономерности, много закономерностей. Все занни, с кем я встречался, были… Ну, скажем так, ты никогда в жизни не захочешь встретиться с ними. Их души уже настолько черны, в них не осталось ничего человеческого, только непреодолимое желание делать больно другим.
