На трехакровой территории рядом с Эхо-парком всю неделю будут проводиться праздничные мероприятия, в числе прочих семейный пикник и главное событие юбилея — выступление женщины, которая пятьдесят лет назад была вынуждена отдать новорожденного ребенка в приемную семью, не выдержав давления со стороны родителей.
За последние несколько десятилетий общественные нравы претерпели значительные изменения. Этот процесс затронул и приют Святой Елены. В прошлом, если девушке случалось преждевременно забеременеть, ее старались спрятать, чтобы ребенок родился подальше от чужих глаз и был незамедлительно передан приемным родителям…
Дальше Босх читать не стал. Он понял, что случилось шестьдесят пять лет назад.
— Вибиана родила ребенка… — прошептал он. — Ребенка, которого у нее отобрали.
Глава 8
Босх бросил взгляд на Флору. Та как-то странно смотрела на него.
— Гарри, ты в норме? — спросила она.
Не ответив, он поднялся на ноги и подошел к стойке.
— Флора, мне нужны записи о рождении за январь и февраль пятьдесят первого года, — сказал он.
— Хорошо, — кивнула Флора. — Фамилия?
— Не знаю. Не уверен, под какой фамилией записан ребенок. Посмотри «Дуарте» и «Вэнс». Дай ручку, я запишу.
— Держи.
— Ребенок родился в больнице Святой Елены. Вообще, мне бы хотелось взглянуть на все записи о рождении в больнице Святой Елены за первые два…
— В округе нет такой больницы.
— Ну, это не совсем больница. Это приют для матерей-одиночек.
— Значит, у нас записей не будет.
— Как так? Должны же быть…
— Это секрет. Родился ребенок, отдали другим людям. Новое свидетельство о рождении. Никаких упоминаний о Святой Елене. Ясно?
Босх не вполне понимал, о чем речь, хотя ему и было известно, что тайна усыновления охраняется множеством законов.
— То есть свидетельство о рождении выдается после усыновления? — спросил он.
— Именно, — ответила Флора.
— И в нем указывают только имена новых родителей?
— Именно так.
— И новое имя младенца?
Флора кивнула.
— А что пишут в графе «Родильный дом»? Врут?
— Пишут «Домашние роды».
Босх разочарованно хлопнул ладонями по стойке:
— Значит, я никак не сумею отыскать ее ребенка?
— Прости, Гарри. Не злись.
— Я не злюсь, Флора. А даже если и злюсь, то не на тебя.
— Ты хороший детектив, Гарри Босх. Разберешься.
— Ага, Флора. Разберусь.
Все еще опираясь ладонями на стойку, Гарри наклонился и попробовал собраться с мыслями. Должен же быть какой-то способ найти этого ребенка! Пожалуй, стоит съездить в приют Святой Елены. Да, других вариантов нет. В голову ему пришла новая мысль, и он поднял глаза на Флору.
— Гарри, я тебя таким не видела, — покачала головой она.
— Знаю, Флора. Извини. Не люблю оказываться в тупике. Будь другом, принеси пленки с записями о рождении за январь и февраль пятьдесят первого года.
— Уверен? За два месяца много детей.
— Да, уверен.
— Тогда ладно.
Флора опять скрылась в архиве, а Босх ушел в кабинку и стал ждать. Взглянув на часы, он понял, что, скорее всего, просидит за пленками до конца рабочего дня. Архив закрывался в пять часов вечера. А потом ему предстоит тащиться домой в Голливуд через центр Даунтауна в самый час пик, а это часа два или около того. Босх решил: раз уж он рядом с округом Ориндж, самое время написать эсэмэску дочери: вдруг у нее найдется время поужинать с отцом где-нибудь подальше от студенческой столовой Чепменского университета.
Мэдс, я в Норуолке, работаю над делом. Если есть время, могу заехать. Поужинаем.
Ответ пришел незамедлительно:
Рядом с тобой. Могу забрать в 5:30 и привезти в 7:00, чтобы успела сделать домашку. Что скажешь?
На сей раз Мэдди задержалась с ответом — должно быть, прикидывала варианты. На втором курсе социальная и учебная нагрузка выросла в геометрической прогрессии, и Босх все реже виделся с дочерью. Он страшно гордился ее успехами, но иной раз ему становилось грустно и одиноко. Босх знал, что так будет и сегодня, если он не встретится с Мэдди. История Вибианы Дуарте — вернее, совсем незначительная ее часть, которую Босх сумел выяснить, — произвела на него гнетущее впечатление. Вибиана была лишь на несколько лет моложе Мэдди, и ее судьба была очередным напоминанием о том, что жизнь бывает беспощадна — даже к невинным душам.
Пока Босх ждал ответа от дочери, Флора нашла для него две микропленки. Положив телефон на стол, Гарри зарядил в аппарат катушку с пометкой «Январь 1951 года» и с головой окунулся в сотни документов, проверяя в каждом раздел больничных записей и распечатывая каждое свидетельство, где была строчка «Домашние роды».
Через полтора часа Босх добрался до 20 февраля 1951 года: решил расширить диапазон поисков на неделю после смерти Вибианы, сделав поправку на волокиту при выдаче свидетельства о рождении новым родителям. Он распечатал шестьдесят семь документов, в которых стояла пометка «Домашние роды», а в графе «Раса» было указано «латиноамериканец/латиноамериканка» или «белый/белая». У него не было фотографии Вибианы Дуарте, и он не знал, насколько смуглой была ее кожа. Нельзя было исключать вероятность, что ее ребенка усыновили как белого — под стать расе приемных родителей.
Выравнивая стопку распечаток, он понял, что совсем забыл про ужин с дочерью. Схватил телефон и увидел, что пропустил последнюю эсэмэску. Она пришла больше часа назад. Мэдди согласилась, но при условии, что в 7:30 сядет за уроки. В этом году они с тремя другими девочками снимали дом в нескольких кварталах от студгородка. Взглянув на часы, Босх понял, что был прав: он еле-еле успевал к закрытию архива. Он сбросил Мэдди короткое сообщение, что уже едет, отнес микропленки к стойке и спросил у Флоры, сколько должен за шестьдесят семь свидетельств о рождении.
— Нисколько, — ответила она. — Ты же полицейский.
— Ну да, но я этого не говорил, — произнес Босх. — Это частное дело.
Он вновь отказался ссылаться на свою должность в Сан-Фернандо. Когда речь заходила о поиске имен в полицейских базах данных, у Босха не было выбора. Но работа в архиве — совсем другое дело. Взяв бесплатные копии под ложным предлогом, он воспользовался бы служебным положением ради материальной выгоды. Отдача может прилететь такая, что мало не покажется. Он вытащил бумажник.
— Тогда пять долларов за штуку, — сказала Флора.
