– Этого не знаю, – ткнул пальцем в крайнего слева. – А вот эти двое ломились в мой номер. Тот, что справа, пытался распылить газ, а у этого за поясом имелся пистолет.
– Протестую! – поднял руку бывший обладатель пистолета. – Этот господин врет. Мы его не знаем. Он не мог видеть нас за закрытой дверью, тем более, разглядеть какой-то пистолет. Ваши люди обыскали нас. У нас нет оружия. Мы советские граждане, прибывшие, чтобы сопроводить в аэропорт соотечественника по его просьбе, – он указал на Слизеня. – Ему срочно потребовалось вылететь домой по семейным обстоятельствам. Мы требуем немедленно нас освободить!
По-немецки кагэбэшник говорил уверенно.
– Вот как? – улыбнулся Вебер. – Вы не знаете этого человека, – он указал на меня, – тем не менее, прекрасно осведомлены, в каком номере он живет. Как иначе разглядели, что дверь в него закрыта? Что вы делали на том этаже? Ведь герр Слизень живет ниже. И еще. Я впервые вижу, чтобы человек отправлялся в аэропорт без вещей и верхней одежды. Как бы не спешил, это невозможно.
Ай, да комиссар! Мигом разглядел. Все задержанные в куртках, а вот Слизень – в пиджаке. Значит, собирался меня сдать, а затем, как ни в чем не бывало, вернуться к себе в номер. Сука…
– Что касается оружия, то мы кое-что нашли в урне на этаже, где живет герр Мурашко. Наши криминалисты изучат находки. И молите бога, чтоб на них не обнаружили ваших отпечатков пальцев. Опознание завершено. Всех четверых задерживаю до выяснения обстоятельств дела. Надеть им наручники!
– Не имеете права! – запротестовал бывший обладатель пистолета. – Мы сотрудники советского посольства.
– У вас нет дипломатических паспортов и, следовательно, иммунитета. Советское посольство мы уведомим в установленном порядке. Увести!
Полицейские окружили кагэбистов и под конвоем вывели из холла. Вебер подошел ко мне.
– Вы не собираетесь покидать Германию в ближайшее время, герр Мурашко?
– Нет, герр полицайкомиссар. Как вы поняли, дома мне не рады.
– Из отеля тоже не съезжайте, – попросил он. – Если нет денег, проживание оплатит комиссариат.
– Понял, – подтвердил я.
– Кстати, как вы разглядели этих людей? – спросил он. – За закрытой дверью? Да еще пистолет.
– Выглянул на короткое время. Услыхал шум в коридоре и открыл. Разглядел Слизеня, все понял и захлопнул дверь. Остальное вы знаете.
– Может быть, – произнес он задумчиво. – Хотя там вообще-то темновато. У вас отменное зрение, герр Мурашко!
– Не жалуюсь, – подтвердил я.
– Гуте нахт!
[15] – кивнул он и вышел.
Проводив его взглядом, я зевнул и отправился к портье. Тот, как ни в чем не бывало, торчал за своей стойкой.
– Благодарю, что вызвали полицию, герр…
– Мюллер, – подсказал он. – Не стоит благодарности, герр Мурашко. Это мой долг.
Он принял напыщенный вид.
– Эти люди не вызвали у вас подозрения, когда проходили через холл? – спросил я.
– Нет, герр Мурашко, – покрутил он головой. – Я не видел их здесь. Полицайкомиссар уже спрашивал. Полагаю, они вошли в отель через служебный вход. В это время он обычно заперт, но их кто-то впустил.
Даже знаю кто. Через тот же ход вытащили бы и нас с Викой. Хорошо, что проснулся своевременно. Слизень – сука! Надо было все же организовать ему инфаркт.
– Разбудите меня на завтрак, – попросил портье…
* * *
Перед завтраком я рассказал Вике о происшествии. Выдал версию-лайт. Дескать, ломились в номер, но набежала полиция, вызванная портье, и повязала негодяев. Вика поохала, но мигом успокоилась. Замечаю я в последнее время такое за любимой. Безоговорочно верит в мою счастливую звезду. Ее Миша может все. От смертельной болезни исцелить, КГБ раком поставить. Если бы… По краешку прошли.
После завтрака я навестил Воронова, попросил позвать Терещенко и рассказал историю им. Выслушали меня с угрюмыми лицами.
– Ну, и что теперь? – спросил министр.
– Вам не будет ничего, – успокоил я. – Спали, ничего не слышали. Это моя личная война, Владимир Сергеевич. Так что оправляетесь в город, посещайте магазины, покупайте подарки родным. Кстати, возьмите, – я достал из кармана конверты с командировочными от Шредера. Мы с Викой их не тронули. – Пригодятся. У меня здесь будет работа и зарплата.
Воронов с Терещенко помялись, но конверты взяли. Вот и правильно.
– Жаль расставаться, Михаил Иванович, – вздохнул Терещенко. – Когда теперь свидимся?
– Еще в этом году, – успокоил я.
– Не боитесь КГБ? – удивился он.
– Им будет не до того.
Он внимательно посмотрел на меня, но задавать вопросы не стал. На том и расстались. Я вернулся к себе в номер. Собирался выгулять любимую по Франкфурту, но позвонил портье – за мной приехал полицейский. Я оделся и спустился вниз. Полицейская машина отвезла меня в комиссариат. Там меня без проволочек провели к чиновнику в гражданском костюме. Он представился гаупткомиссаром Бахом. Немолод, полноват, с отвисшими брылями щек.
Для начала Бах попросил мой паспорт. Я вручил его с замиранием сердца. Вот сейчас листнет и увидит, что не въезжал по нему в Германию. Бах, однако, листать не стал. Открыл на нужной странице, сверил фотографию с оригиналом и вернул. После чего подробно расспросил о ночном происшествии. Его молодой помощник в это время лихо стрекотал на электрической пишущей машинке, составляя протокол. По завершению допроса мне дали его на подпись.
– Хорошо, что владеете немецким языком, – заметил Бах. – Переводчика с русского отыскать непросто. И представителя советского посольства не потребовали.
– У меня теперь там нет друзей, – вздохнул я.
– Понимаю, – кивнул он. – Первый такой случай в моей практике. Агенты КГБ попытались похитить соотечественника! Чем вы их так разозлили? Диссидент?
– Целитель, герр Бах.
– Знаю, – сказал он. – Читал в утренних газетах. Журналисты называют вас волшебником. Дескать, слепые прозревают, парализованные ходят. Но одно другому не мешает.
– Не в моем случае, герр Бах. Я не собирался просить политического убежища в Германии. Просто в КГБ хотели, чтоб работал на них – исцелял иностранцев за большие деньги. А они бы клали их в свои карманы. Люди, приказавшие меня похитить, не патриоты. Жулики.
– Погодите! – заинтересовался он. Открыл ящик стола и извлек из него газету. – Вот! – протянул мне. – Объявление на четвертой странице. Прочтите. Очень необычное, потому заинтересовало.
Я взял газету и развернул, мельком заметив, что она сегодняшняя. Нашел рекламное объявление на указанной странице. Большое, в красивой рамке, да еще с изображением возложенных на человеческую голову рук.