– Я могу обвинить тебя лишь в том, что платье неоправданно дорогое. Все спрашивают, где я такое взяла, и когда утверждаю, что платье мне подарила фея, ее считают просто чудо-феей.
– Можешь говорить, что платье от меня.
– И как это будет выглядеть? Что подумают люди?
– Подумают, что я преследую тебя со своими ухаживаниями.
– Да, – говорю я. – Именно так они и подумают.
– Но ведь с моей стороны это всего лишь маленький знак внимания, чтобы доставить тебе удовольствие.
Он говорит это с я-знаю-ты-хотела-услышать-что-то-другое улыбкой, я отвечаю на это ты-слишком-много-на-себя-берешь пожатием плеч.
Оркестр начинает играть очередную мелодию, и я благодарна ему за это. Мне нравится танцевать с Испе́ром. Наши движения гармоничны. Всякий раз прикасаясь к нему, я чувствую себя живее, чем обычно. Этого не изменило даже раскрытие его подлинной личности.
– Я уже думала, что ты не придешь.
– Да, мне очень жаль, но меня задержали.
– Что за чушь!
– Но это правда, сегодня днем я получил плохие вести. Я должен был об этом позаботиться.
– Что за плохие вести?
– Давай не будем об этом. А то испортим себе все веселье.
Его лицо снова обретает серьезное выражение. Так он выглядел в самом начале нашего танца, и я чувствую, что новости действительно тревожные.
– Но я хочу знать.
– А я не хочу надоедать тебе своими жалобами. Я же знаю, какого ты мнения о нытиках голубых кровей.
Я поражена: он цитирует меня почти дословно. Откуда ему известно об истории с тортом?
– Ты рассказывала об этом своим подругам, – объясняет он мне. – В тот день, когда мы целовались.
– Ты подслушивал?
– Нет, я просто ждал подходящего момента, чтобы выманить тебя из толпы. А что, не надо было?
На это я отвечать не хочу, поэтому замолкаю и предаюсь танцу. И все это время не отрываю от него взгляда. Как мне нравится на него смотреть!
– Ты все еще хочешь узнать, откуда взялись мои шрамы? – спрашивает он.
Я киваю.
– Они остались после покушения, – объясняет он мне. – На самом деле, убийцы посягали на жизнь моего брата. Мы в то время были еще детьми.
– Что? – ужасаюсь я. – Это же кошмар!
Теперь, когда он упомянул о нападении, я вспоминаю, что уже слышала где-то об этом случае. Группа мятежников пыталась убить сына императора, когда тому было лет пять или шесть. Он чудом выжил. Я всегда считала, что мятежники напали на первенца.
– Мы близнецы, – продолжает рассказывать Испе́р. – И они думали, что я – это он, потому что выглядим одинаково. Ну, или выглядели, до того как все это произошло. Теперь-то отличить нас стало куда проще.
Должно быть, я выгляжу весьма встревоженной, потому что он быстро добавляет:
– Все отлично зажило, не волнуйся. Я справился. Лучше убийц пожалей. Мой отец поймал их и оправдал свою репутацию безжалостного и мстительного правителя.
Танец заканчивается. Мы стоим друг напротив друга, и я почти забываю, что нахожусь на танцполе среди множества других людей, которые наблюдают за нами. Я вижу только Испе́ра и его глаза, которые порой темно-голубые, пока снова не возникает тот эффект, когда кажется, что они вообще не имеют цвета, а внутри сгущается тьма, что заставляет их казаться черными.
– У твоего брата такие же глаза?
– Что ты имеешь в виду?
– Цвет твоих глаз постоянно меняется.
– А, это, – говорит он. – Старая привычка.
И его глаза снова становятся голубыми. Не ярко-голубыми, а скорее темно-серыми, и все же они впервые выглядят так, как должны выглядеть глаза обычного человека. Никакой прозрачности, за которой таится чернота.
– Что еще за привычка?
Музыканты снова начинают играть, и мы танцуем.
– Скрывать себя, обманывать других – я делаю это с тех самых пор, как научился думать. Особенно с момента покушения. Мне нравится передвигаться без надсмотрщиков. – Он коротко указывает в сторону своих охранников, что стоят по краям зала и не выпускают из виду нас и всех тех танцоров, которые к нам приближаются. – Я практиковался в маскировочных заклинаниях и обманных чарах всех видов, и они настолько впитались в мою кровь, что магия никогда не спадает с меня полностью. Наверное, это и делает мои глаза такими странными. Во всяком случае, непосвященным.
Он говорит это так, что я начинаю беспокоиться. Словно то, что я отношусь к числу тех самых непосвященных, станет для меня роковым. Теперь он снова кажется очень серьезным, и я чувствую, – что-то не так. Я ощущаю прикосновение его рук, когда он в танце ведет меня по бальному залу, и не хочу, чтобы все прекращалось. Этот вечер, танец, свет – и я в самом центре: сон слишком прекрасен, чтобы просыпаться.
– Дело в том, – говорит он, – что я должен уехать. Уже этой ночью.
Если бы он не придерживал меня и не продолжал танцевать, я бы остановилась. А так позволяю ему увлечь меня за собой, но танцую иначе, чем раньше. Я сбилась с такта и утратила гармонию с музыкой.
– Почему?
– Я должен поддержать своего брата на восточной границе. Тайтулпанцы напали на несколько провинций, а это значит, что нам, вероятно, предстоит тяжелая и продолжительная война. Вообще-то, относись я серьезно к своему долгу, уехал бы еще сегодня днем. Но… я хотел подождать. Если бы я не пришел, ты бы думала обо мне плохо.
Я почти механически завершаю последние шаги танца, потом музыка наконец прекращается, и мы останавливаемся.
– Давай выйдем на улицу? – спрашивает он. – Ты выглядишь так, будто тебе нужно немного подышать свежим воздухом.
И поскольку я не возражаю, он ведет меня с танцпола к одной из высоких открытых дверей, через которые в бальный зал задувает легкий ветерок, – глоток свежего воздуха, который гарантирует, что мы все здесь не задохнемся.
На улице тоже довольно тепло, но здесь мне дышится легче. Я даже не понимала, насколько гнетущей была атмосфера в замке. Я глубоко вдыхаю ночной воздух, пока Испе́р ведет меня через террасу и спускается по ступеням в сад с цветочными клумбами, круглыми кустами и фонтанами. Мы садимся на край самого большого фонтана под наблюдением охранников, которые следовали за нами на почтительном расстоянии, скрываясь за живыми изгородями.
– Я должен тебе кое в чем признаться, – говорит он. – Тебе это не понравится.
– Это еще хуже, чем война? – спрашиваю я.
– Ну, как посмотреть.
– Я слушаю.
– Ты не очень хорошо меня знаешь, – говорит он. – К несчастью, потому что неизвестно, как долго ты будешь меня помнить, когда я уеду. Но зато я знаю тебя куда лучше. Последние несколько недель я немного занимался изучением Лунолицей.
