«Она здорова?» – спросила Элви, скорее в бреду, чем в сознании, потому что роды потребовали от нее слишком много сил.
«Да! – громко и отчетливо сказала акушерка. – Сильный, здоровый ребенок! Она доставит вам еще много радости».
Я удивленно взглянул на акушерку, но та успокаивающе кивнула.
«Покажите ей ребенка, чтобы она могла уснуть!» – попросила она.
Я приблизился к постели, не подходя слишком близко, держа мертвого младенца на руках, и покачал девочку на руках на глазах у Элви.
«Видишь, какая она красивая?»
Элви была слишком измучена и слишком больна, чтобы увидеть правду. Она спокойно закрыла глаза и позволила акушерке сделать все остальное. После того как уложили мертвого ребенка в маленькую кроватку, которая уже была приготовлена для нашей Клэри, акушерка вывела меня за дверь.
«Послушайте, – взмолилась она. – Вы должны скрыть от своей жены смерть ребенка. Делайте это до тех пор, пока будет возможно! Она тяжело больна и обессилена. Ее жизнь висит на волоске! Такого разочарования она не переживет, только не сейчас. Через несколько дней, когда силы к ней вернутся, она, возможно, справится – но сейчас вам придется лгать, чтобы спасти ее жизнь!»
Все во мне сопротивлялось этому, но было ясно, что акушерка права. Я заглянул ей в глаза и уже хотел дать свое обещание – вот тогда это и случилось. Мы услышали крик Элви и бросились в спальню. Элви не спала: каким-то чудом она сумела встать и добраться до детской кроватки. Она взяла ребенка в руки и поняла, что он мертв. Теперь она смотрела на нас: не укоризненно и даже не горестно, а с тоской и решимостью в глазах.
«Я пойду туда, где она! – сказала Элви. – Мой ребенок нуждается во мне!»
И она бросилась в окно вместе с мертвой Клэри, прежде чем мы смогли это предотвратить. Я завопил как безумный и помчался в сад, чтобы обнаружить мою жену и ребенка, лежащих в траве, словно ангелы, и заснувших вечным сном.
Акушерка, которая побежала за мной, испугалась за меня и принялась успокаивающе приговаривать: «Ваша жена была смертельно больна. Я никогда не верила в ее выздоровление! Я просто хотела, чтобы ее смерть была умиротворенной… Не убивайтесь так! Это судьба, а с судьбой ничего не поделаешь. Ее можно только принять».
Я слышал ее, понимал значение слов, но утешение не проникало в мое сердце. Мне больше не хотелось жить, мне хотелось быть со своей семьей, а потому я пошел в город, прямо в пресловутый «Хвост Аллигатора», где заказал кувшин шнапса. Я собирался пить, пока не забудусь и не упаду замертво, и хозяин позволил мне выпить первый кувшин залпом.
«Принеси мне еще, – приказал я хозяину. – Давай-давай!»
«Ты получишь еще, – ответил хозяин. – Подожди только, я схожу в подвал и принесу новую бочку!»
Я выругался, почти разозлившись из-за того, что не могу беспрерывно пить. Я еще ничего не забыл, мне нужно было пить больше и быстрее, чтобы достичь своей цели. И именно сейчас «Аллигатор», на которого обычно можно было положиться, заставлял меня ждать так долго!
«Вот! – воскликнул хозяин, снова поднимаясь по лестнице. – Это поможет от горя даже лучше, чем выпивка, друг мой!»
К моему изумлению, хозяин кабака держал в руках не бочонок и не бутылку, а одеяло. Прежде чем успел опомниться, одеяло и его содержимое лежали передо мной на столе. Я увидел младенца: маленького, миниатюрного, хрупкого и еще совсем красного. В растерянности я уставился на ребенка.
«Появилась на свет сегодня ночью, – пояснил хозяин. – Это дочь одной из моих девочек, что обслуживают клиентов в задних комнатах, и она не может себе позволить оставить этого ребенка. Ты потерял свою дочь, это ужасно. Но крошечное существо перед тобой нуждается в ком-то, кто принял бы и воспитал его. С тобой ей будет хорошо – ты богатый человек и сможешь купить этому ребенку все что угодно! Какая разница, каково ее происхождение? Ты можешь сделать эту крошку счастливой, а это единственное, что имеет хоть какое-то значение. Ну, что думаешь?»
Я изучал маленькую девочку в одеяле: она жила, сучила ручками и ножками, закрывала и открывала глазки, издавала странные кряхтящие звуки. Я влюбился в нее мгновенно. И вдруг совершенно протрезвел.
«Это останется между нами?» – спросил я.
«Кроме тебя, меня и ее матери никто ничего об этом не знает. Пусть так и остается».
«Теперь это моя Клэри! – воскликнул я. – Я не буду воспитывать ее как свою дочь – я скажу всем, что она и есть моя дочь! Я никогда не забуду свою первую Клэри, но вторая должна сполна получить все счастье, в котором было отказано моему первому ребенку!»
Я отнес тебя домой, моя дорогая девочка, и ничуть не преувеличу, если скажу, что ты спасла мне жизнь. Каждый день, когда ты смеялась или улыбалась мне, был благословенен и понемногу исцелял мое разбитое сердце.
Я похоронил Элви и нашу дочь в саду. Попросил знакомого волшебника скрыть имя Клэри, чтобы я мог делать его видимым или заставлять исчезнуть, когда захочу. Все вокруг считали, что ты дочь Элви, несчастное создание, чья мать умерла вскоре после родов. Удивительно, но ты так похожа на нее, и это укрепляет мою веру, что тебя мне послали небеса.
Помнишь девушку, которая всегда играла с тобой много лет подряд? Это была твоя настоящая мать. Выспавшись, она приходила днем, проводила с тобой несколько часов, учила тебя песням – были и довольно странные песнопения, – рассказывала истории. А вечером возвращалась в свой «Аллигатор».
Она была веселой девушкой. Мне всегда было интересно, откуда она все это берет. Думаю, ты унаследовала это качество: способность во всем видеть что-то прекрасное.
Она все время сильно кашляла; мне это не нравилось, но врач сказал, что она может с этим жить. Потом подошла зима, и следом из Хорнфолла пришел грипп. Твоя мать заразилась, как и многие другие. Акушерка от него умерла одной из первых. Я послал в «Хвост Аллигатора» лучшего доктора, которого только мог найти, но он уже ничего не мог сделать для твоей матери. Она была молода, когда родила тебя, и умерла такой же молодой.
Я задаюсь вопросом, обернулось ли все иначе, если бы я вытащил ее из «Аллигатора» и поселил здесь, у себя дома. Но сделать этого мне не хватило смелости. Она была проституткой, а я – вдовцом, как это выглядело бы со стороны? Может, она вообще не захотела бы. Теперь уже слишком поздно и ничего не изменить.
Вот и вся история, которую я хотел тебе рассказать, но, в конечном итоге, могу оставить и при себе. Ты – моя дочь, а все остальное неважно. Я всегда буду заботиться о тебе и всегда буду рядом с тобой, как ты находилась со мной, когда смерть была мне милее, чем жизнь. Нас с тобой свела судьба. Кого волнует, как и почему? В глубине души ты знаешь, что принадлежишь мне. И это единственное, что важно».
Письмо не подписано. Думаю, отец, пока писал последнюю фразу, уже уверился, что никогда его не отдаст.
Я складываю письмо и кладу обратно в сундук. Потом долго смотрю сквозь стекло на серый свет, через который едва заметно вырисовывается море.
