Еще до того, как с ее губ слетает ответ, мне уже ясно, что она скажет.
Подставляю стул и сажусь так, чтобы видеть ее лицо.
– Коко, – говорю я. – У меня к тебе серьезный вопрос. Посмотри мне в глаза, пожалуйста. Спасибо. Хочу спросить про игрушку. Может, кто-то тебе ее дал или подарил? Вспомни.
Моя дочь уверенно качает головой.
– Нет?
Она еще сильнее качает головой.
– Ты хочешь сказать: «нет, не помню» или «нет, никто не давал»?
– Нет, – повторяет Коко.
Выпрямляюсь, расправляю плечи, массирую шею. Пора применить другую тактику.
– Коко, помнишь, мы с тобой беседовали про правду и вымысел?
Она нерешительно кивает, не глядя мне в глаза.
– Помнишь, мы обсуждали, что нужно всегда говорить правду? Это очень важно.
Коко по-прежнему не смотрит в глаза, но все же кивает.
– Так вот, я еще раз спрашиваю: где ты взяла игрушку?
– Нашла, – говорит она.
– Нашла?
– Нашла.
Слава богу, думаю я. Прямо гора с плеч.
Интересуюсь, где она нашла игрушку. В магазине? Коко задумывается, потом подтверждает: в магазине.
– В каком?
Она не может объяснить.
Делаю глубокий вдох, считаю до двадцати и объявляю, что пора набирать ванну.
Похоже, серьезный разговор о необходимости всегда говорить правду не отложился у моей дочери так глубоко, как хотелось бы.
Недавно нам с Эмми позвонили из детского сада и предложили обсудить причуды Коко. Под «причудами» имелись в виду ее новообретенные привычки: шарить по рюкзачкам, таскать чужие вещи, а потом говорить, что дети ей их подарили. Переворачивать все вверх дном и сваливать на других. Хвастаться, какие мы знаменитые, рассказывать, куда мы ездили в отпуск (например, на Луну). Воспитательница хотела узнать, не повторяет ли Коко свои «причуды» за пределами детского сада, может ли ее что-то расстраивать или беспокоить дома, и вообще, что мы думаем по этому поводу. «У нее просто богатое воображение, – вступилась Эмми за нашу дочь. – Я в ее возрасте была точно такая же».
Кто бы сомневался…
Мы поставили стулья в круг и провели с Коко серьезнейшую беседу. Нельзя сочинять небылицы и преувеличивать. Не стоит пытаться произвести впечатление, притворяясь кем-то другим. Не следует обманом заставлять детей отдавать свои вещи. Воспитательница с энтузиазмом кивала.
Вы не подумайте, что мы с Эмми не оценили иронию ситуации. Я всегда говорил и не устану повторять: Коко делала все это не со зла. Моя дочь – безобиднейшее создание. Не сомневаюсь, она прекрасно отличает правду от вымысла, просто ей нравится развлекать, веселить людей. Хочу подчеркнуть – она поразительно умная девочка, гораздо умнее остальных детей в группе, а если уж совсем откровенно, даже умнее воспитательниц. Бо́льшая часть того, что они называют «причудами», – явно шутки, розыгрыши. Например, Коко спрятала свои туфли и перемешала обувь остальных детей или за обедом тайком поменялась тарелками с сидящей рядом девочкой.
Тем же вечером, уложив Коко спать, мы с женой от души посмеялись над ее выходками, однако Эмми явно разозлилась. «Эта воспиталка – предвзятая дура, – вдруг фыркнула она минут через двадцать после того, как мы сменили тему. – Ты же понимаешь, почему она все это устроила?»
Я произнес какую-то умиротворяющую банальность.
– Думаешь, она стала бы разговаривать с нами – точнее, со мной – в таком тоне, будь я юристом или рекламным агентом, если бы я официально работала? В группе Коко у одного ребенка двойной пирсинг, второй гадит в штаны, третий ест только сосиски, у четвертого вши – а показательную порку устраивают мне!
– Ты совершенно права, – сказал я. – У детей бывают причуды, все через это проходят.
Нам следовало бы беспокоиться, подчеркнул я, если б наша дочь действительно умела лгать. Чтобы врать как следует, нужно помнить все свои выдумки, держать в памяти каждое отступление от правды. Эмми в этом настоящий профи, а Коко – нет. Не моргнув глазом, она сама себе противоречит: заявляет сначала одно, потом другое, потом третье, или утверждает, что ни при чем, хотя я все видел. Не удивлюсь, если она станет отрицать свою причастность, даже делая что-то недозволенное прямо у меня на глазах. В общем, моя дочь – во всех смыслах плохая лгунья.
Честно говоря, при обычных обстоятельствах я нахожу эту ее склонность забавной. Например, когда она рассказала подружкам, будто у нас дома есть потайная комната, битком набитая сладостями, или про отпуск на Луне. В большинстве случаев вранье настолько неправдоподобно, что остается лишь посмеяться.
Однако нынешние обстоятельства далеки от нормальных.
Облегчение от того, что моя дочь цела и невредима, поблекло, а напряжение из-за невозможности выяснить, что именно произошло в те восемь с половиной минут, возросло. Я по-прежнему не понимаю, почему Коко ушла из обувного магазина и как оказалась на первом этаже торгового центра. Мне до сих пор не ясно, где она взяла игрушку. Пока я купаю ее и чищу ей зубы, продолжаю задавать вопросы. Ответы расплывчаты, неправдоподобны или противоречивы.
Когда Эмми с Медвежонком приходят домой, я все еще пытаюсь докопаться до сути, восстановить цепь событий.
«Почему ты от меня ушла?» – спрашиваю у Коко. Она не знает. «Почему отправилась в книжный магазин?» Не может ответить. «Пытался ли кто-то тебя остановить?» Зевает и говорит, что не помнит.
Мы зашли в тупик. Моей дочери давно пора спать. Эмми в коридоре поспешно снимает туфли и вешает пальто на крючок.
Не следовало выпускать Коко из виду. Ни на секунду.
Сказать по правде, я всегда испытывал параноидальное беспокойство по этому поводу. Через три месяца после того, как нам с Эмми стало известно о беременности, мы пошли в кино. Фильм был о маньяке, похитившем ребенка. Я не выдержал – встал и вышел, спотыкаясь о ноги зрителей. Речь шла не о фильме ужасов, а о триллере с рейтингом 12+. У меня перехватило дыхание, участилось сердцебиение. Реально, чуть в обморок не упал. Но вот что я понял – в мире действительно полно таких людей: извращенцев, маньяков, педофилов. Тревога поселилась во мне еще до того, как мы начали выставлять нашу семейную жизнь в интернете, перед людьми, которые считают себя вправе подсчитывать, сколько денег мы зарабатываем на этом шоу, знают нас и наших детей в лицо, в курсе нашей жизни.
Как объяснить ребенку, что не надо разговаривать с незнакомыми людьми, если мамочка приветствует каждую фанатку, словно лучшую подругу?
Наверное, у каждой супружеской пары имеются запретные темы. Они не лежат на поверхности, поэтому бо́льшую часть времени их удается избегать. Темы, вокруг которых было столько ожесточенных споров, что каждый раз воспоминания о прежних разногласиях возвращаются, и ссора вспыхивает с новой силой.
