А потом я передумала.
Пока мы спускались на эскалаторе, Коко расслабилась у меня на руках, положила голову мне на плечо и, теребя пуговицу моего пальто, принялась рассказывать, где она сегодня была и что они с папой купили для подготовки к дню рождения.
– Тебе крупно повезло, – сказала я.
Она не поняла, что я имею в виду. Признаюсь, временами, когда меня одолевали мрачные мысли, я подумывала забрать девочку и не оставлять ее в безопасном месте. Знаю-знаю, раньше я тоже пришла бы в ужас, услышав подобное признание. Мне страшно было бы даже помыслить о таком. Меня бы потрясла моя неспособность вознестись над собственными страданиями и понять, что месть ничего не изменит: боль, причиненная невинному ребенку, не поможет вернуть утраченное и не уменьшит горе. Наверное, я изменилась: после всего случившегося во мне что-то оборвалось, и теперь я другой человек. Помню, давным-давно я обсуждала это с психологом, к которому меня направил семейный врач. Тогда я сказала ему, что не чувствую себя цельной личностью, живым человеком, да и вообще человеком. Как будто от горя во мне образовалась дыра, через которую вытекла часть моей души, и в то же время внутрь попало нечто другое.
Держа Коко на руках, чувствуя биение ее сердца, вдыхая запах детского шампуня – такого же, как у Грейс, – я спросила себя: способна ли я на злодеяние? Могу ли причинить вред невинному ребенку? И тут же выдала беспристрастный ответ: зная, кто мать этой девочки и что она со мной сделала, я готова без малейших колебаний сбросить малышку с эскалатора, перекинуть ее через перила галереи, толкнуть под машину. И единственная причина, почему я оставила Коко целой и невредимой у витрины книжного магазина, заключалась вовсе не в том, что я испугалась, пожалела ее или усомнилась в правильности своего решения.
Просто я задумала нечто гораздо худшее.
Глава 7
Дэн
Вернувшись с праздника, мы обнаруживаем, что дом взломали.
Я поворачиваю на нашу улицу и слышу визг сигнализации.
– Надеюсь, это не у нас.
Эмми отрывается от телефона.
– Ты о чем?
Выключаю радио. Коко и Медвежонок крепко спят на заднем сиденье. Звук сигнализации становится все громче. Пацан из дома напротив стоит в дверях. На улице поджидают еще несколько соседей.
– Я уже позвонил в полицию, – кричит один из них.
Снаружи – никаких следов проникновения. Стекла на входной двери не разбиты, все окна закрыты. Подхожу к боковой калитке: она заперта. Подпрыгиваю, заглядываю через забор: ничего особенного.
– Давно воет? – спрашиваю соседа.
Тот пожимает плечами.
– С полчаса.
Выключив сигнализацию и выпроводив встревоженных зевак, мы укладываем Коко и Медвежонка в кроватки и начинаем выяснять, что случилось. Когда Винтер заходила за футболками для Эмми – судя по чеку из «Убера», в три часа дня, – дома все было спокойно. Вор проник через заднюю дверь; видимо, перелез через забор. Закладываю разбитое стекло картоном, закручиваю бечевкой дверные ручки и подпираю дверь табуретом. Потом обхожу дом, проверяя, что украдено. Похоже, ничего. На полу нет следов грязи, в гостиной и кухне все на своих местах.
В этом районе много взломов, говорит припозднившийся полицейский. Как правило, подростки. Ищут гаджеты и наличку. Что у вас пропало?
Вроде бы ничего, отвечаю я. Показываю снимки задней двери с разбитым стеклом, осколков на кухонном полу. Полицейский без особого интереса бегло просматривает фотографии на телефоне.
– Вам повезло, – говорит он. – Сигнализация спугнула вора.
Осведомляюсь, есть ли шанс поймать взломщика. Офицер отвечает, что полиция обычно не утруждается расследованием подобных преступлений. Если мы так уж беспокоимся, имеет смысл установить камеру; как правило, воры не суются в дома с видеонаблюдением. И лучше не держать ценные вещи на виду. Он вручает нам документ с номером уголовного дела и уходит.
Мне не дает покоя навязчивая мысль: а вдруг это не простое ограбление? Возможно, злоумышленник точно знал, кто здесь живет и что нас целый день не будет дома. Он явился при свете дня, перелез через забор, прокрался по саду и разбил стекло цветочным горшком. Когда мы с Эмми погрузили детей в машину и поехали домой, было еще светло.
Не впадай в паранойю, говорю я сам себе.
У нас есть правила, и Эмми тщательно следит за их соблюдением; в частности, она никогда не постит ничего, что может выдать наш адрес. Возьми себя в руки, твержу я. Такое могло случиться с футболистом Премьер-лиги в день матча, но не с ПростоМамой – обыкновенный взломщик вряд ли знает, кто это. К тому же в нашем доме брать особо нечего – если, конечно, вора не прельстят перепачканные йогуртом игрушки, ворох косметики, не очень большой телевизор и три старых ноутбука; по крайней мере, мой такой раздолбанный, что однажды, сидя в кафе, я услышал, как посетители смеются у меня за спиной. Причем не в хипстерской модной кофейне, а в самой обычной.
Эмми тоже обходит дом, проверяя, все ли на месте. В этот момент становится ясно: если не считать гаджетов, моя жена не очень-то представляет, что у нас есть, – наверное, из-за того, что большая часть вещей досталась ей бесплатно. Кажется, говорит она, пропали неоткрытые пакеты с пробными образцами. Блендер «НутриБуллет». Несколько подаренных украшений, оставленных в декоративной чаше. Пара сапог «Берберри»: она вроде бы поставила их в прихожей, чтобы заменить набойки, и теперь не может вспомнить, отнесла в ремонт или нет, а если отнесла, то куда. Кожаная куртка «Акне»; впрочем, возможно, она полгода назад забыла ее в такси.
Эмми садится за ноутбук и начинает разбираться со страховкой. Я же беспокойно брожу по дому, проверяя, не прячется ли взломщик в чулане под лестницей или в туалете на первом этаже. Даже если живешь один, неприятно узнать, что кто-то пытался проникнуть к тебе домой, а когда у тебя дети – это в сто раз хуже. Мне хочется взять тряпку и вымыть все вокруг с мылом, чтобы стереть следы чужого человека.
В глубине души мне хотелось бы застать ублюдка на месте преступления и дать волю кулакам. Перехожу из комнаты в комнату, прикидывая, как защитить свой дом, где расставить ловушки.
Не стоит рассказывать об этом маме. В самом начале, когда я сообщил ей про «Инстаграм» Эмми, она тут же стала перечислять, что может пойти не так. Это точно безопасно? Мы потом не пожалеем? А если Коко решит заняться политикой, когда вырастет? Вдруг ей не понравится, что мы публиковали ее фотографии? Тысячи людей выкладывают семейные фотографии в «Фейсбуке», возразил я. Помню, в детстве мама вечно демонстрировала гостям фотоальбомы. А что, если?.. «Мам, хватит», – решительно сказал я.
Мы с Эмми часто шутим, что наши матери – полные противоположности.
Моя мама Сью – чуткая, но в то же время способная довести до бешенства, добрая, но порой бестактная. Она старается не навязываться, но всегда готова помочь. Понимаю, почему мама действует Эмми на нервы: она и мне иногда действует на нервы. Вечно звонит в неподходящее время, и даже если говоришь, что занят, все равно излагает то, что собиралась, от начала до конца. Иногда я кладу телефон, ухожу в другую комнату, потом возвращаюсь, а она даже не замечает моего отсутствия. Мама не скрывает, если ей что-то не нравится, – например, если, по ее мнению, мы воспитываем Коко не так, как она считает правильным.
