Сюзи сообщила, что наткнулась в «Инстаграме» на аккаунт с фотографиями Коко.
Разумеется, я разблокировал телефон Эмми (да, я знаю ее пароль: дата рождения Коко) и прошел по ссылке.
На первом снимке Коко держит меня за руку и вполоборота смотрит в объектив. Хорошо помню тот день. Стоял конец лета, было сухо и ясно, лишь легкая прохлада в воздухе намекала на скорое наступление осени. У тротуара скопились опавшие листья; Коко со смехом разбрасывала их ногами. Мы ждали на пешеходном переходе, пока женщина-регулировщик остановит машины. Коко махала пухлой ручкой водителям, а я рассказывал, как здорово будет познакомиться с новыми ребятами в детском саду. Отведя ее в сад, я подождал, пока она не начнет играть с детьми, потом незаметно ушел и сел в «Старбакс» неподалеку, на случай если позвонит воспитательница, – вдруг Коко расстроится, и нужно будет ее успокоить. Разумеется, моя помощь не потребовалась. Коко вообще не встревожилась при виде новой воспитательницы и новых детей. Когда я пришел забрать ее, она удивилась, что уже пора домой.
Все подписи под фотографиями – про малышку Рози («наша ДД – дорогая доченька»), которая с трудом засыпает. Самое неприятное – десятки, сотни комментариев; удивительно, сколько людей готовы выразить сочувствие и поделиться опытом укладывания детей.
Мысль о том, что кто-то публикует в интернете снимки моей дочери, называет ее вымышленным именем, пользуется людской доверчивостью и нарушает наше право на частную жизнь, переполняет меня гневом.
Я испытываю сильнейшее искушение написать под фотографией какой-нибудь жесткий, угрожающий комментарий. Нет-нет, я не собираюсь грозить физической расправой. Хочу припугнуть полицией и судом.
Эмми спускается по лестнице. Она уже в пижаме, на лице – питательная маска, волосы собраны в пучок.
– Ну, как дела?
Молча киваю на экран.
– Что там? – удивляется она.
– Смотри.
– Что это? – Эмми одной рукой забирает у меня телефон, другой поправляет полотенце.
– Сюзи Вао прислала ссылку, – говорю я.
– Ага, ясно.
Моя жена с бесстрастным лицом листает ленту блога. Просмотрев несколько фотографий, возвращает мне телефон.
– Надо позвонить Айрин, – говорит она.
Глядя ей в глаза, я качаю головой.
– Эмми, хватит. Довольно.
– Ты не хочешь, чтобы я звонила Айрин?
– Я хочу, чтобы Коко больше не было в интернете. Чтобы обоих моих детей больше не было в этом долбаном интернете!
Эмми тяжело вздыхает. Я знаю, что она скажет. Это бывает не только с блогерами. Такое может случиться с каждым, кто выкладывает в соцсеть фотографии своих детей. Интернет – просто интернет, он не имеет отношения к реальной жизни. Меня всегда поражала способность Эмми не обращать внимания на критику в Сети, игнорировать хейтеров, пышущих ненавистью и расточающих брань в ее адрес, оставаться равнодушной к едким репликам незнакомых людей по поводу ее одежды, внешнего вида, текстов, материнских качеств.
Но это – другое дело. Совершенно другое дело. Речь идет о моем ребенке.
– Листай дальше, – говорю я. – Только посмотри, здесь куча фотографий. Снимок за снимком, пост за постом… Кто бы это ни был, он просто одержимый.
Эмми со вздохом садится рядом, обдав меня волной тепла. Начинает читать. Пролистывает вниз. Сжимает губы, раздувает ноздри. Ее лицо залито светом, исходящим от экрана. Я смотрю на слова, отражающиеся в ее глазах.
Внезапно она бросает телефон на стол, будто обжегшись, подносит ладонь ко рту, прижимает колени к груди. Я беру ее за руку, но Эмми не обращает внимания.
– Что такое?
Она молча качает головой.
– Что случилось?
Тянусь за ноутбуком, но Эмми удерживает меня за руку.
– Дэн, – говорит она.
– Ты меня пугаешь.
– Эти фотографии…
– Да?
– Вон те, последние…
– Что с ними?
– Я их не постила.
* * *
Однажды я его встретила – Джека, мужа Грейс. Я приехала в дом, проверила, все ли в порядке, подстригла лужайку, подровняла живую изгородь, выполола сорняки вокруг знака «Продается», а на обратном пути заехала в супермаркет за молоком и газетой. Судя по всему, Джек закупал продукты на неделю. Одной рукой он толкал нагруженную тележку, в другой держал телефон. Конечно, у него есть ребенок, маленький мальчик, и новая жена – а может, подруга. Их фотографии часто всплывают в «Фейсбуке»: дни рождения, походы в зоопарк… Не стану лгать, мне было неприятно видеть Джека счастливым. «Почему он вечно улыбается? – думала я. – Неужели забыл о погибших жене и дочери?» А потом я вспомнила: это же социальная сеть, здесь нет фотографий плачущих, скорбящих, страдающих от депрессии людей. Горе нефотогенично. Кто станет делать селфи в момент душевной боли, настигшей в автобусе, в лифте, на улице? Кому нужно лишнее напоминание о том, что есть вещи, которыми уже не с кем поделиться, которые вы пережили вместе, но ты остался единственным, кто их помнит?
В нашем случае – двойное горе: мы потеряли не только маленькую Эйлсу, но и взрослую женщину, которой она могла стать. Моя внучка никогда не поступит в школу и в университет, не уедет из дома, не заведет мужа и детей. Серебряная цепочка с крестиком, купленная ей на совершеннолетие, так и не будет надета. Младенческие одежки, которые сохранила Грейс, а теперь храню я, напоминание о том, какая она была крохотная, так и останутся в коробке, – вряд ли я кому-то их покажу. Коробка лежит у меня дома на чердаке; когда я умру, ее содержимое, вероятно, удивит того, кто придет выносить ненужные вещи, если он озаботится туда заглянуть.
Когда я встретила Джека в магазине, он выглядел скорее усталым. Я смотрела, как он бродит в детском отделе, что-то ищет на полках. Мне хотелось подойти и предложить помощь. Пожалуй, это нормальная реакция, однако наши отношения с Джеком нельзя назвать нормальными, поэтому я ушла в дальний конец прохода, встала у лотка со вчерашним хлебом и наблюдала, как он берет с полки продукты, читает информацию на упаковке и ставит на место.
Я всегда буду помнить их свадьбу, платье Грейс, торжественные тосты. Никогда не забуду, как они смотрели друг на друга.
Его сыну, маленькому Леону, почти год. Вспоминает ли Джек про Эйлсу? Наверное. Может быть, его до сих пор терзает мысль: как бы ты ни был осторожен, нельзя уберечь своего ребенка от гибели. Стоит подумать, будто у тебя есть все, что только можно пожелать, как злой рок уничтожает то, что ты годами созидал и лелеял. Что сказать человеку, потерявшему ребенка? Что сказать, если этот ребенок – твой внук?
Я взяла молоко и газету и уже направлялась к кассе, когда из соседнего прохода вышел Джек. Я чуть не налетела на него и охнула от неожиданности. Он поднял голову, пробормотал извинения, слегка раздраженно убрал тележку с моего пути и пошел своей дорогой.
