Что меня возмущает больше всего: такой энергичной и жизнерадостной девочке наверняка до смерти надоела эта возня с «ПростоМамой». Маяться на бесконечных фотосессиях. Делать вид, что играешь. Притворяться, будто тебе весело. Изнывать от скуки на всяких мероприятиях, бо́льшая часть которых проходит по вечерам, когда ей давно пора спать. Какие воспоминания останутся у нее о детстве – то, что было на самом деле, или та версия событий, которую Эмми постит в «Инстаграме»?
Когда я говорила нечто подобное, Грейс морщилась и называла меня старомодной.
Дорин. Так зовут няню. Мы с ней часто виделись в парке, в автобусе, на улице перед домом. Даже начали кивать друг другу при встрече, пару раз поздоровались. Как-то сели рядом на скамейке у пруда. Коко, смеясь, кормила уток и взвизгивала, если они подходили слишком близко.
– Сколько ей лет? – спросила я.
Дорин сказала.
– Ваша внучка?
Она покачала головой.
– Нет, я ее няня.
Дорин пожаловалась, что ей нечасто удается повидать внуков. Двое живут в Манчестере, один под Норвичем. «А у вас есть внуки?» – поинтересовалась она.
Я ответила, что у меня тоже нет возможности видеться с дочкой и внучкой.
Мы посочувствовали друг другу.
– Коко, не подходи близко к воде, – сказала Дорин.
Коко оглянулась и кивнула.
– Ладно! – крикнула она.
– Какая славная девочка, – заметила я.
Не уверена, что Коко меня узнала. Если даже и узнала, то ничего не сказала. Ее взгляд на мгновение задержался на мне, по личику пробежала тень, словно она пыталась вспомнить, где мы с ней виделись. Сзади приковыляла утка, ткнулась в ногу. Коко вздрогнула и с визгом отпрыгнула в сторону.
Все, что мне нужно, уже в доме. Я все проверила и перепроверила. На всякий случай убрала плакат «Продается». Удостоверилась, что в холодильнике достаточно продуктов с длительным сроком годности, а в кладовой много коробок с ультрапастеризованным молоком и кофе. Я спросила себя, способна ли выполнить задуманное. Потом подумала о Грейс, об Эйлсе – и нашла ответ.
Осталось только выбрать подходящий момент.
Эмми
Очень в духе «Мейл онлайн».
Позвонить в субботу, в половину десятого вечера, изложить тезисы статьи, которая появится в воскресном номере, и потребовать немедленного ответа. На самом деле им не очень-то нужен ответ – это скорее проявление вежливости; тебя просто ставят в известность, что твое лицо завтра утром появится на первой полосе таблоида. К этому времени ты уже не сможешь замять дело, прежде чем компромат попадет в прессу. Знаю по собственному опыту: в журнале, где я работала, разразился скандал с фотошопом – небрежный дизайнер, художественно подправляя снимок голливудской актрисы, ненароком приделал ей третий локоть.
Как только Дэн берет трубку, сразу понимаю: случилось что-то серьезное. После веселого «алло!» следует гораздо менее веселое «да».
– Кто это? – одними губами произношу я.
Дэн не обращает на меня внимания.
– Ясно, – говорит он в трубку.
Его лицо напряжено, брови нахмурены. Толкаю мужа в бок, но он отворачивается.
– Что такое, Дэн, что там? – шепчу я.
Он отмахивается, встает, свободной рукой прикрывает ухо.
– Да, я слушаю.
Мы встречаемся взглядами в зеркале.
– Нет, мне нечего сказать, – говорит он, не сводя с меня глаз. – Оставьте мою семью в покое.
Затем с силой швыряет телефон на кровать.
– Кто звонил?
Дэн оборачивается. Я впервые вижу его таким.
– Давай-ка разберемся, Эмми, – еле слышно произносит он. – Ты получила письмо от лучшей подруги, которую знаешь со школы и которая была свидетельницей на нашей свадьбе. В этом письме она сообщила тебе, что потеряла троих детей. Троих. Ты ей не перезвонила. Даже эсэмэску не отправила. Ты не уделила своей лучшей подруге ни минуты времени, ни слова поддержки, будто она какая-то неизвестная из интернета. А потом, чтобы попасть в телешоу, посвященное теме, в которой совершенно не разбираешься, ты украла историю ее жизни и выдала за свою собственную. За нашу собственную. Так? – Дэн качает головой. – Кто ты после этого, Эмми?
Я открываю рот. Все было совсем не так. Точнее, не в том смысле. Это же прослушивание. Я играла роль. Никто, кроме продюсеров, не должен был увидеть мое видео. Как оно просочилось наружу? Каким образом попало к Полли? Вот что я хочу сказать, – но не могу выдавить ни слова.
– Господи, – бормочет Дэн, обхватив голову руками. – Только этого нам не хватало.
«Вот именно, – думаю я, – только этого нам не хватало». Достаточно мне мужа, который за прошлый год заработал на роялти семь фунтов десять пенсов и при этом без зазрения совести наслаждался выходными в Лиссабоне, зимними каникулами в Марракеше и бесплатными двумя неделями на Мальдивах. Достаточно того, что я оплачиваю ипотеку, детский сад, электричество, каждый день впахиваю ради бизнеса, который постоянно требует, чтобы я раскрывалась еще больше, сдирала с себя очередной слой кожи, выкладывала всю подноготную для сиюминутного развлечения каких-то незнакомых людей в интернете.
Звонит телефон. Номер неизвестен. Закрываю глаза, надеясь, что сейчас открою их, и он исчезнет. Звонок стихает, однако через пару секунд раздается снова. На сей раз номер мне знаком. Это Айрин.
– Только что звонили из «Мейл онлайн». Сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы минимизировать ущерб, остальное потом, – как ни в чем не бывало объявляет она. – Немедленно свяжись с Полли; пусть скажет им, что солгала. Мне все равно, как ты будешь ее уговаривать. Она твоя подруга – объясни, что на карту поставлено будущее твоих детей.
Дэн по-прежнему что-то бормочет. Я его не трогаю.
Как ни странно, Полли сразу же берет трубку.
– Эмми! Слышала, тебя можно поздравить, – резко говорит она.
– Полли, – начинаю я. Мой голос дрожит. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Честное слово, я не хотела… Мне ужасно жаль насчет письма…
– Очень мило, что ты наконец позвонила, Эмми. Чувствую себя важной персоной. Одной из вашего племени, так вы говорите? Подслушала на дне рождения Коко. – Полли делает паузу. – Значит, ты звонишь узнать, как у меня дела после трех выкидышей, о которых я не решалась тебе рассказать, чтобы ты не чувствовала себя неловко из-за того давнего аборта, или чтобы не обременять тебя во время беременности, или чтобы не напрягать, пока ты возишься с новорожденным… А может, хочешь поговорить о чем-то другом? Надо же, сама позвонила, в первый раз за столько лет… Ты, наверное, не считала нужным брать трубку – ведь мы и так на связи: я могу следить за твоей жизнью, которой ты великодушно делишься в интернете со своими подписчицами. Однако тебя совершенно не интересовало, как я живу. Тебе никогда не хотелось узнать, как у меня дела? Извини, сама не понимаю, зачем спрашиваю. Знаешь, почему я напросилась на день рождения Коко? Это был единственный способ с тобой увидеться. А твои подруги, Эмми, – просто ужас. Разве ты не видишь? Я согласилась дать интервью, потому что мне противно, когда на меня смотрят, как на пустое место. С кем бы я ни пыталась заговорить на празднике – все отворачивались, как только понимали, что от меня не будет никакой выгоды.
