Я всегда вставала в конце линии, поближе к моим невольным сообщникам Дугу и Шону. Оба они обычно заранее готовились к построению. Особенно Шон. Он вообще был умнейшим парнем, и мы с Дугом частенько беззлобно подтрунивали над ним, чтобы немного поднять себе самооценку.
В день, когда все это началось, я, как обычно, выступила в амплуа последней растяпы. Кажется, я попросила одноклассницу, которая и без того на меня злилась, одолжить мне карандаш, и прослушала, что говорила учительница. Строй медленно потянулся в кабинет, но, когда я поравнялась с миссис Физикой, она внезапно вскинула вверх руку. Я было подумала, что она хочет дать мне «пять» или, может, помахать в знак приветствия, но быстро сообразила, что дело не в этом. Это она меня так «воспитывала».
– Тебе придется подождать снаружи, Селеста, – сказала она, не глядя мне в глаза.
– Но почему? – не поняла я.
– Обойдемся сегодня без отвлекающих факторов, – с этими словами она захлопнула дверь перед моим носом.
Всем остальным, включая Шона и Дуга, в класс войти позволили, я же смотрела им вслед тем взглядом, каким Роуз в финале «Титаника» провожает отцепившегося от двери и исчезающего в бездне океана Джека.
Мне было ужасно стыдно. Но поскольку с того дня учительница взяла за правило поступать со мной именно так, вскоре я придумала, как справиться со смущением.
Отвлекающий фактор? Серьезно? То есть она полагала, что, если оставить меня в коридоре, за стеклянной стеной, через которую меня ВСЕМ отлично видно, да еще и наедине с сумками одноклассников, я перестану быть отвлекающим фактором? Видимо, не все физики одинаково умны…
Выставить будущего комика из класса, когда он еще и мешать никому не начал, – это все равно что выдать Биллу Косби
[6] запас транквилизаторов и ключи от номера люкс в отеле «Плаза». Я вставала так, чтобы ничто не скрывало меня от Шона и Дуга, и шоу начиналось.
Пускай представления давались экспромтом, у меня всегда было наготове несколько убойных приколов. Для разогрева публики я использовала номера «падающий лифт» и «некто невидимый уволакивает меня с глаз долой», и в классе начинали хихикать. Затем я делала вид, будто отбиваюсь от напавшей на меня пчелы, и зрители приходили в восторг. Когда миссис Физика отворачивалась, я, беззвучно шевеля губами, задавала одноклассникам вопросы, а получив ответ, так же одними губами отвечала: «Не слышу!» Тут уж все просто покатывались со смеху.
Но гвоздем программы становилось мое стремительное исчезновение. Миссис Физика оборачивалась, чтобы понять, что так насмешило класс, а я, как подкошенная, падала на пол и пряталась в куче брошенных в коридоре рюкзаков. А заодно съедала найденную в них еду – это было моей наградой за выступление.
Я не была хулиганкой, для этого мне не хватало смелости. Я просто была шумной – шумной и смешной, – а большинству учителей это не нравилось. Но лично я считала, что со мной все о’кей. Скажу больше, впоследствии мне эти мои особенности даже помогли. Помогли стать еще более смешной, сильной и несгибаемой леди.
Когда мне поставили диагноз СДВ (а может, СДВГ, я прослушала), это было лучшее, что могло произойти со мной в жизни. Не считая того случая, когда мне удалось достать билеты на концерт мирового турне Джанет Джексон Velvet Rope в 1998 году. (Все говорят, что лучшим ее альбомом был Rhythm Nation, но верьте мне, Velvet Rope куда круче. В нем есть все: отвязные ритмы, проникновенные баллады, а вокал так обработан автотюном
[7], что кажется, будто поет не женщина-натуралка, а мужчина-гей.)
Намерения у меня всегда были самые благие. Я честно хотела стать прилежной ученицей. Родители обставили нам с сестрой комнату для занятий, и вот я садилась за стол и доставала из рюкзака учебники и ручки. И придвигала поближе калькулятор. Я даже расписание уроков составляла и раскрашивала его цветными фломастерами. Математика – красным, актерское мастерство – розовым, все остальное – как придется. Расписание я вешала на стену, прямо над письменным столом.
Я ставила рядом с собой стакан воды комнатной температуры, на случай, если захочется пить, брала ручку, заносила ее над тетрадкой и… тут-то все и заканчивалось. Потому что меня обязательно что-нибудь отвлекало. За окном пробегала собака, мама чихала в соседней комнате, происходило еще что-нибудь – и мое внимание мгновенно переключалось, а уроки вылетали из головы. Все это, друзья мои, называется «классические признаки СДВ». Я правда очень хотела стать усидчивой и старательной. Я даже радостно скупала канцтовары и письменные принадлежности. Но. Это. Просто. Было. Выше. Моих. Сил.
Когда мне исполнилось шестнадцать, мама с папой решили отвести меня к специалисту и выяснить, чем мне можно помочь. Несмотря на то что у меня уже выросли сиськи и месячные шли больше двух лет, мне все еще полагалось ходить к педиатру. В приемной у доктора было полно игрушек и книжек про щенка Спота. А на стенах висели плакаты с изображениями букв и предметов, названия которых с этих букв начинаются: А – арбуз, Б – бык и т. д.
Я разглядывала алфавит, радуясь возможности отвлечься от стоявшего в приемной запаха лекарств. И до поры до времени все было понятно: К – кот, Л – лев. Но потом я дошла до буквы Я. Рядом с ней была нарисована небольшая лодка. Голубая с белым. Слово под картинкой начиналось с буквы Я, но я никак не могла разобрать, что же это за лодка так странно называется. Тогда я обернулась к папе и спросила:
– Что такое «Яд-Ха»?
Администратор уставилась на нас из-за своего стола, и на лице ее проступило выражение: «Боже праведный, непросто вам, папаша, приходится с такой сложной девочкой». У отца же от смеха слезы выступили на глазах.
– Там написано «яхта», – сказал он.
– А почему же это так трудно прочитать?
– Хороший вопрос, Принцесса. Понятия не имею.
Мой папа – самый преданный мой фанат. То есть он на втором месте после мамы, а та идет сразу за сестрой.
Если бы доктор подслушал этот разговор, мои родители смогли бы неплохо сэкономить на плате за консультацию. Он бы выписал мне лекарства тут же, в приемной, и я без промедлений отправилась бы в светлое будущее с сэндвичем из стимуляторов вприкуску.
Войдя в кабинет, мы с родителями расселись на выставленных в рядок стульях. Я выбрала тот, что стоял ближе всего к докторскому столу, ведь это я тут была гвоздем программы. На этом самом месте я и узнала, что СДВ – вещь наследственная и чаще всего передается детям от отца.
Срань господня, тут-то все и встало на свои места! Ведь мы с папой были абсолютно одинаковыми! Мне стало интересно, расстроила ли его эта новость. Я обернулась, обнаружила, что отец увлеченно следит за мухой, застрявшей между стеклом и москитной сеткой, и поняла, что такая наследница, как я, должна вполне его устраивать.
