Только что звонила Барб. Она уехала в Редвуд-сити, городок к югу от Сан-Франциско, где работает вместе с Крисом, братом Шерил. Той самой Шерил. Я не наивная простушка, однако роман Джейсона с Шерил был так давно! Жизнь течет, старое забывается… Или, вернее, Джейсон пытается забыть изо всех сил.
Барб переезжает и поэтому просила меня присмотреть за детьми несколько дней. На прошлой неделе Крис сделал ей предложение, и она согласилась. Воистину неисповедимы пути Господни. Кто бы мог подумать — брат Шерил Энвей и невестка Джейсона!
Крис разрабатывает для правительства и крупных компаний программы распознавания лиц. Вводишь в программу фотографию, и она по форме ноздрей, расстоянию между углами рта, особенностям сетчатки и еще по нескольким параметрам создает уникальный и постоянный компьютерный портрет человека. Такой портрет не изменить даже пластической операцией. Меня все это слегка пугает. Подобную систему так просто использовать во вред. Я так и сказала Крису, когда он был у нас на обеде.
— А что, если взять лицо знаменитого актера и ввести его параметры в твою базу данных? Можно найти его… двойника?
— Мы называем их «аналогами».
— Как-как?
— Аналогами. Аналог — это не близнец или клон; это совсем другой человек, чьи лицевые показатели отличаются от твоих, скажем, на миллиметр.
— Шутишь?
— Ни капли. Чуднее всего то, что аналог может быть даже другого пола, не говоря уже о цвете волос или кожи. Посади двух аналогов рядом, и все вокруг будут думать — это близнецы. Если аналоги разного пола, то решат, что один из близнецов просто переоделся в женскую или мужскую одежду.
— И такое бывает?
— Конечно. Правительство уже создает компьютерные портреты всех заключенных и работников тюрем.
Барб особенно увлеклась этой идеей. Несколько лет назад, на поминках Кента, отец Джейсона глубоко оскорбил ее детей неосторожными словами, и с тех пор Барб неустанно изучает проблему близнецов. Она обсуждает сейчас возможность использования компьютерных портретов для воссоединения близнецов, разлученных в младенчестве, когда закон не позволяет получить доступ к нужным документам. Нет ничего сексуальнее, чем горящая идеей женщина, и Крис, естественно, среагировал. Сначала он нашел ей работу в канадском филиале компании, а теперь они обручены.
Тут скрыта мораль.
Я сижу сейчас дома у Барб, в ее кабинете возле кухни, и рассматриваю детали интерьера — мелочи, которые превращают обычный дом в уютное гнездышко: цветы, висящая на стене пробковая доска, к которой кнопками пришпилены листки с напоминаниями, аккуратные корзины для поступающей и исходящей почты, фотографии в рамках (откуда у нее силы на рамки? откуда вообще берутся силы на рамки?), чистые ковры — список можно продолжать и продолжать. Я очень люблю Джейсона, но мы оба не сильны на домашнем фронте. Мы не настолько безнадежны, как те, кто вешает на окна флаги вместо занавесок, и раз в месяц к нам приходит уборщица, чтобы обеззаразить квартиру мощным пылесосом и едкими растворителями времен вьетнамской войны. Правда, после этого на лицах уборщиц — русских или гондурасских девушек — читается такое отвращение, что мне стыдно смотреть им в глаза. Почему так плохо быть неряхами?
Знаю-знаю, что пишу про Джейсона, мешая настоящее и прошедшее время. Он жив или мертв? Мне остается лишь уповать на лучшее. Вот уже четыре месяца, как он ушел — и не единой весточки. Сказал, что идет за сигаретами в соседний киоск, и так и не вернулся назад. Отправился пешком, без машины — и исчез. В полном смысле этого слова. Нет даже намека на то, где его искать. Намек? Я бы убила за намек. Когда исчезают, намеков не остается…
Это…
…Телефон. Пойду отвечу.
Это был Редж, звонил из своей квартиры недалеко от Лонсдейла. Просто хотел поговорить. Исчезновение Джейсона стало для него ударом не меньше, чем для меня. И, должна признать, мне сложно представить Реджа таким людоедом, каким его рисует Джейсон.
Ладно, Хэттер, не ври. Ты прекрасно, черт подери, знаешь, отчего Редж изменился: потеря Джейсона его добила. А затем судьба сыграла с ним еще одну злую шутку: от него ушла Руфь, с которой он встречался вот уже несколько лет. И не просто ушла — уходя, она высказала все, что наболело. Смысл ее прощальной речи (произнесенной за бифштексом в ресторане, на нейтральной территории) сводился к тому, что Редж вовсе не такой, как о себе думает: не добрый, а жестокий; не мудрый, а слепой; не сильный, а мягкотелый. Я видела Руфь несколько раз, и она мне не понравилась. Всем своим видом она словно бы осуждала окружающих. Обычно такие вот святоши и воруют деньги из детских благотворительных фондов.
Похоже, я единственный человек на земле, с кем Редж может поговорить. И это странно, потому что я равнодушна к вере. На работе у него друзей точно нет: в день ссоры с Руфью Редж залез в ящик для ложек в буфете и нашел изображающую его колдовскую куклу. Утыканную самодельными булавками и с опаленной головой.
— Хэттер.
Какой голос! Его душа — сплошная рана.
— Здравствуйте, Редж. Как жизнь?
Пауза.
— Ничего. Но не более.
— Полицейские сегодня не звонили?
— Вряд ли мы от них вообще теперь что-нибудь услышим.
— Не отчаивайтесь. Не стоит. Вот послушайте лучше: Крис отсканировал лицо Джейсона со старой фотографии и пропустил через свою программу. Так что теперь его могут найти по базе данных.
— Хэттер, сколько лиц в этой базе?
— Ну, не знаю. Пара сотен тысяч…
— Ха! Всего-то!
— Не надо скепсиса. База данных будет расти…
— Все кончено.
— Нет, не кончено!
— Кончено.
Я потеряла терпение.
— Вот что, Редж, или надейтесь, или перестаньте сюда звонить, хорошо?
Тишина и потом:
— Прости.
— Сейчас тяжелое время.
— Хэттер?
— Что?
— Можно задать тебе вопрос?
— Конечно. Задавайте.
— Если бы ты могла на день стать Богом, ты изменила бы мир?
— Ой, Редж, вы же знаете, что я ничего не понимаю в религии…
— Не важно. Изменила бы?
— Редж, вы обедали? Вам нужно есть.
— Ты не ответила. Став Богом, изменила бы ты мир? Изменила бы?
— Нет.
— Почему?
— Редж, мир таков, потому что… потому что он таков.
— В смысле?
— Мы с Джейсоном как-то обсуждали этот вопрос. Иногда мне кажется, что Бог — это как погода. Да, она может не нравиться. Но ведь погоду и не для тебя рассчитывали. Ты просто оказался здесь. Надо приспосабливаться. Горе и печаль всегда были частью человеческого существования. И навсегда ей останутся. Кто я такая, чтобы что-то менять?
