В Виндзоре я и «встретилась» с Джейсоном в самый первый раз. Увидела его в новостях по телевизору на пресс-конференции, которую устроили сразу после того, как его оправдали. Тогда я и две мои соседки, тоже родом из Ванкувера, мучились ностальгией и, уставившись в экран и прихлебывая пиво, пытались отвлечься от листопада за окном. Обе соседки заявили, что Джейсон нагло врет, но я сразу сказала: нет, не может быть. Даже принялась рьяно его защищать. Представьте только, говорить правду о таком страшном событии, как убийство, и сознавать, что полмира тебе не верит. Так совсем разуверишься в человечестве. Поэтому когда я встретила Джейсона в игрушечном магазине, он показался мне не только грустным, но и ужасно знакомым. И я все пыталась сообразить, где же его видела.
Однако я собиралась рассказать про вчерашний день. Вот как все началось: во время обеденного перерыва я зашла в магазинчик купить пару вещиц на эти выходные. У сотового телефона сели батарейки, поэтому я решила позвонить из таксофона домой и проверить сообщения на автоответчике. Сообщение было всего одно: довольно приятный женский голос, лет этак на пятьдесят, сказал, что хочет кое-что передать мне, кое-что необычное и важное. А потом женщина повесила трубку, не оставив даже своего номера. Что мне оставалось думать? Я прокрутила сообщение еще раз — в голосе не слышалось злобных ноток. (А уж поверьте мне, я повидала на своем веку столько зла, что мою кровь можно использовать в качестве противозлостной сыворотки.) Что же это за женщина? Рекламный агент?
Если бы это имело отношение к Джейсону, думала я, голос и тон были бы другими. (В каком смысле, Хэттер?) В том смысле, что это не тот голос, которым требуют выкуп или сообщают о завернутом в персидский ковер трупе, плавающем в реке Фрейзер. Эти голоса я знаю; у нее не такой.
Остаток рабочего дня я провела в раздумьях, пытаясь охарактеризовать услышанный голос и делая при этом страшные ляпы в стенограммах. Правда, на это наплевать: я стенографирую скучную тяжбу о разделе собственности, и шансы, что кто-то обратится к моим записям, нулевые. Я с таким же успехом могла бы сидеть здесь и без конца строчить скаутскую клятву — никто бы и не заметил. Это и плюс и минус нашей работы: она одновременно и важна, и бессмысленна. По-хорошему, надо бы провести сюда провода, понапихать повсюду камер и прогнать меня с работы. Только, к счастью, электронику куда дороже устанавливать и содержать, поэтому за свое место я могу пока не беспокоиться.
В пять часов я пулей пронеслась через мост и подъехала к дому Барб, чтобы принять дежурство над близнецами. Мальчишки буквально набросились на меня. Последовал ужин, потом они стали показывать мне свои компьютерные игры (ужасная скукотища!), и наконец, вырвавшись, я добралась до кухни и уселась за стол с бокалом белого вина: первая спокойная минутка за день.
Перезвонила домой — больше сообщений не было, и я переадресовала звонки на номер Барб. Я доедала оставшиеся после детей сосиски и наслаждалась тишиной, когда раздался звонок. Та самая женщина.
— Добрый вечер. Это… Хэттер?
— Да. С кем я говорю? — Я попыталась придать голосу дружелюбный тон.
— Меня зовут Эллисон.
— Здравствуйте, Эллисон. Вы что-то хотите мне сообщить?
— И да и нет.
— Не понимаю.
— У вас найдется пять минут? Что мне терять?
— Конечно.
Я плеснула в бокал еще вина и села на стул перед черной мраморной стойкой.
— Скажу вам сразу, Хэттер, я ясновидящая.
Я чуть не кинула трубку.
— Подождите, не вешайте трубку.
— Вы действительно ясновидящая, — съязвила я. — Вы прочли мои мысли.
— Здравый смысл. Я бы тоже повесила трубку, если бы мне позвонила женщина и сказала, что она ясновидящая.
— Эллисон, вы очень хороший человек, но…
— Во дела.
— Что?
— Во дела.
«Во дела» было вступительной репликой Жирара Ж. Жирафа. Вроде тех, которые говорят герои комедийных сериалов, когда режиссерам кажется, что реплика смешна, а на самом деле это далеко не так. Например, когда Норма из «Веселой компании» заходит в бар и все кричат: «Норма!» Эллисон даже произнесла слова правильным жираровским голосом: неуверенным баритоном.
— «Во дела!» Вам что-нибудь говорят эти слова?
Я молчала.
— Во дела!
— Кто вы, Эллисон? Чего вы от меня хотите?
— Я ничего не хочу. Честно. Только весь день у меня в голове раздается голос, не давая ничего делать. Фраза «Во дела!» сводит меня с ума, хотя, казалось бы, я должна привыкнуть к подобным вещам.
— Как вы связали этот голос со мной?
— Это оказалось легче всего. Я очистила мысли, взяла бумагу, карандаш, села в темную комнату и вывела на бумаге имя и номер телефона. Не так-то сложно после того, как получаешь странные четкие послания типа «Во дела» баритоном Рекса Гаррисона.
— Зачем вы меня мучите?
— Хэттер, пожалуйста, простите меня. Мне очень жаль, если вы страдаете. Но уверяю вас, это не игра. Просто откуда-то доносятся слова, и я хотела убедиться, что не спятила. Во дела, во дела, во дела…
Я продолжала молчать. Из соседней комнаты слышалась детская возня.
— Послушайте, Хэттер. Вы первая, кому я это скажу. Я мошенница. Общаясь с клиентами, я смотрю на их лица, украшения, шрамы, одежду и так далее. А после говорю им то, что они хотят услышать. Для этого не нужно даже особой интуиции. Странно еще, что ясновидящих так мало. Потрясающая профессия.
Вот и считай себя после этого ходячим детектором лжи.
— Как же можно так играть с чужой жизнью? — возмутилась я.
— Играть? Вот уж нет! Я вселяю в людей надежду, но не даю им повода для необоснованных ожиданий. Ведь большинство хотят каких-нибудь подтверждений, пусть даже самых неправдоподобных, того, что кто-то помнит о них там, в далеком небытии.
— Большинство? А чего же хотят остальные?
— Остальные хотят настоящего разговора с умершими. Однако этого я устроить не могу. Я же говорила, что мошенница. А даже если б и могла… Беседовать с теми, кто ушел в небытие, по-моему, не самая лучшая затея.
— Но раз вы мошенница, то как же…
— Все так, Хэттер, мошенница. Но эти «Во дела» — первый в моей жизни похожий на правду сигнал. И, честно сказать, он меня пугает.
— Так от меня-то вы чего хотите?
— Просто скажите, значат ли для вас что-нибудь эти слова. Знакомы ли.
— Дайте подумать.
Я поставила пустой бокал на стойку и увидела на нем отпечатки губной помады. Зачем мне помада, когда я сижу с детьми? Мороженица закашлялась и выключилась. Мерно урчал холодильник.
— Хорошо, — сказала я. — Это действительно кое-что значит.
