На перепутье трех дорог человек какой-то сидел
на корточках возле дойки, и был он голый совсем
Жалобно взывал он: «О три дороги! О пропасть там,
вдали!»
«О реки Вавилонские! О ветреные выси! О бухта
ангелов!» – громко вторили мы
Годами питались мы хлебом с вареньем,
что твердою пленкой покрыто
но однажды на небе вечернем воссиял этот лик
из нефрита
Мы отправились в кино «Транслюкс» и тут же
от первого поцелуя сникли
полетели с черным соколом на равнины
где кружили снежные вихри
И в зеленый четверг взошли на белую колокольню
Лица все в красных точках от льдинок но было
не больно
Вместо языков на колоколах болтались лишь
клочья сена
«Ой-мой, ой-мой», – шептали беззвучно все мы
Становилось все хуже и хуже, сгущалось ненастье
Ядовито-зеленые сполохи в небе как знак несчастья
Мы выглянули наружу, назад, но в этот час
Никого там не было – не было даже нас
Лица наши теперь беззащитны, к железу холодному
мы прилепились губами
и никто, о никто оторвать нас не в силах, и сами
не уйдем мы, пусть дева с псалтирью в руках
к нам взывает
глухи мы, мотыльком полумрака ее пенье
бессильно порхает
Там стоял человек с копьем, поедая банан
Оплели его шею рваные плети лиан
никто так и не понял, о чем он нам возвещал
пока механизм бетономешалки беззвучно его
не пожрал
Мы ни разу не видели город с хорошей его стороны
бескрайние дали за башнями страха были совсем
не видны
пахли прелестные розы разбавленным кислым вином
и куда-то до Санкт-Никогдабурга отодвинулся
отчий дом
И тут явилась (оглядывается на комендантшу)
девушка с развязки автобана, и странные слова
на желтой зюйдвестке ее красовались: «Это я, ваша
сестра»
Вдаль по рельсам несся блюз ее певучий:
«Я цветок по имени чем-дольше-тем-лучше»
На остановке Нордштерн мы вошли в трамвай
и вышли в тепло-бурый торфяниковый край
мы увидели дом восходящего солнца,
вздымающийся в небеса,
и услышали голос человека из топи болота:
«Не каждый может все – но каждый может все
сказать».
