Просто оставайся собой, пыталась утешить его я, тебе не повезло, такое со всяким может случиться, но Даниель предпочитал не говорить об этом или, как он однажды выразился, когда я попробовала заикнуться на эту тему, — «нечего тащить с собой сюда это дерьмо».
В старом дереве что-то поскрипывало, постукивало. Я подумала, что это сам дом издает такие звуки, дерево то разбухает, то ссыхается, или, может, что-нибудь отошло и теперь болтается на ветру. Но больше похоже на стук в дверь. Звук исходил от большой входной двери рядом с залом, где располагался помпезный холл с желтыми и красными витражными стеклами, сквозь которые нельзя было ничего разглядеть. Я решила, что это Даниель забыл дома ключи и, напрасно прождав возле двери черного хода и сообразив, что я не слышу стука, направился к парадным дверям. Я открыла заевший замок и толчком распахнула дверь.
На пороге стоял старик, который при виде меня снял с головы кепку. Выше меня ростом и прямой, как палка, застегнутая под самое горло рубашка и коричневая кофта. Стоптанные башмаки.
— Guten Abend, — произнес он, — прошу прощения. Надеюсь, я не помешал.
Старик говорил по-немецки. Произношение у него было необычным, но я его прекрасно понимала, возможно, потому, что говорил он медленно. Казалось, он раздумывает над каждым словом. Я объяснила ему, что обычно мы не пользуемся парадным входом, вот почему я так долго не открывала. Haupteingang
[5], так это кажется называется? Звучит довольно помпезно.
Он снова извинился, и у меня возникло ощущение, что он стесняется.
— Меня зовут Ян. Ян Кахуда.
Я представилась, и он с чувством пожал мне руку, словно бы раздумывая. И тут я поняла, что я его знаю. Видела раньше, скорее всего в баре гостиницы. Он мог быть одним из тех посетителей, что играли там в карты.
— Чем могу вам помочь? — вежливо осведомилась я.
Он уставился вниз на потрескавшиеся каменные ступени лестницы. Там и сям из трещин лезла трава.
— Я уже немолод, но если вам нужна помощь в саду, подрезать розы… Работы там будь здоров.
— Вы очень добры, — ответила я, толком не зная, как мне стоит отнестись к подобному предложению. Старику было явно за семьдесят, а то и все восемьдесят. — Вот только не знаю, есть ли у нас возможность кого-то нанять.
— Я был лучшим садовником в округе. Всему, что я знаю, я научился от отца. Он работал в этой усадьбе. Давным-давно.
— Здесь? В самом деле? С виноградником?
— Со всем, — с нажимом произнес старик, — вино, сад, розы… — Он огляделся, но в сумерках возле величественного входа можно было различить только густые заросли и сорную траву.
— Тогда вам должно быть известно, что за сорта винограда здесь выращивали? — тут же спросила я.
Старик медленно кивнул, словно силясь что-то разглядеть у меня за спиной.
— Прежде всего «мюллер-тургау». А в давние времена еще и «блауэр португизер» и «рислинг». Это было до меня. Думаю, еще до чумы. Вам, разумеется, известно о винной чуме?
— Просто фантастика! Заходите, вы должны обязательно мне все рассказать.
Оказавшись в холле, Ян Кахуда поискал взглядом половик, чтобы вытереть ноги. Но мы там еще не убирались, скорее наоборот, повсюду виднелись рулоны обоев и банки с краской. Меня переполнял, мягко говоря, чистый восторг. В бумагах на недвижимость владельцем усадьбы значился город, ничьих имен указано не было. Мы спрашивали риелтора, сколько времени пустовал дом и когда прекратилось производство вина, но тот ответил только, что еще заглянет к нам. Однако так до сих пор и не заглянул.
— Так, выходит, ваш отец знал тех, кто здесь жил, — обрадовалась я.
— Он был всего лишь наемным работником.
— А вы сами здесь когда-нибудь бывали?
— Я тогда был еще ребенком. — Ян Кахуда оглянулся на витражные стекла, чей цвет в сгущающих сумерках был уже неразличим. Здесь не было ни одной работающей лампы, поэтому в холле свет мы не зажигали. — Мы бегали, играли…
Я рассмеялась:
— Да, я слышала разговоры об этом в гостинице. Охотились за волками-оборотнями и играли в войнушку… Кстати, вас там не было сегодня? Мне кажется, я вас знаю.
Старик кивнул. Его взгляд скользил по обшарпанным панелям на стенах и резным дверям, блуждал по залу. Интересно, он видел зал таким, каким тот был сейчас, или таким, каким он его запомнил?
— Мне жаль, — проговорил наконец он, — мой немецкий… я уже давно на нем не разговаривал. — Он снова надел кепку, заломив ее набок, как маленький мальчик. — Уже поздно. Мне пора идти.
Я сказала ему, что с превеликим удовольствием воспользуюсь его услугами, и попросила приходить его в светлое время суток.
— Хорошо бы прямо завтра. Так хочется поскорее все узнать.
На всякий случай я задержалась на пороге и подождала, пока он спустится по лестнице. Ночной ветер пригнал облако, и оно почти полностью скрыло луну. Старик не испытывал никаких проблем при движении. Настоящий подарок, подумала я, слушая затихающий звук его шагов по дороге. Старый садовник, мастер своего дела, чьи знания передавались из поколения в поколение, — это именно то, что нам сейчас нужно. Ведь я столько всего не знаю. О винной чуме, например.
Я вернулась в дом и заперла дверь.
Ян Кахуда, пожалуй, посмеялся бы над нашим заблуждением, что «мюллер-тургау» восьмидесятилетней давности мог бы вызвать вкусовую сенсацию. Должно быть, его отец преподал ему основы традиционного виноделия, существовавшего еще до появления механизированных технологий. И, наверное, он мог бы разъяснить назначение всех инструментов и приспособлений, обнаруженных нами в усадьбе, которые мы могли охарактеризовать только как очень старинные. Дом, вероятно, был построен еще на рубеже прошлых веков, но стена у ворот и некоторые другие детали свидетельствовали о том, что еще раньше на этом самом месте стояло другое здание.
Я вспомнила слова хозяина гостиницы о туннелях, прорытых под городом еще в эпоху богемских королей. Они правили страной на протяжении тысячи лет и были самыми могущественными в Европе. А первые виноградники появились здесь, на севере, при одной из королев, в южных частях речных долин.
От подобных сведений просто голова кругом шла. Если по туннелям под городом доставляли провиант, то почему бы и не вино тоже? Мы были заняты винным погребом, но вдруг это еще не конец и проход идет дальше? Ведь стояла же там внизу тележка, на вид очень старинная. Зачем надо было тащить вниз такую громоздкую вещь, если ее не собирались использовать? Я почуяла неизведанные глубины, сеть запутанных переходов и подземелий.
Даниель мог отсутствовать еще час — он любил бегать, пока не заноют все мышцы. Да и чего мне, собственно говоря, бояться? Волков-оборотней?
Я взяла карманный фонарик.
