Подобное положение вещей происходило из тяжкого положения Московского государства, окруженного сильными неприятелями и гораздо более привычного к войнам, нежели к миру; из хозяйственной бедности страны и ее малонаселенности. Единство власти, единство военной силы, политическое единство, наконец, были насущно необходимы, и это делало почти неизбежным единство идеологии. Роль частных лиц и даже целых общественных групп как игроков на этом поле очень долго оставалась незначительной.
Русское просвещение, исключая лишь образование элементарного характера, создавалось государством и Церковью, было поднято ими из ничего до уровня, обеспечивавшего в будущем самостоятельное развитие. Большая трагедия состоит в том, что будущее этим ресурсом не воспользовалось…
Итак, еще в середине XVI столетия наши книжники – средневековые интеллектуалы – всерьез заговорили о необходимости завести училища. И действительно, в Москве рано появились «профессиональные» школы, готовившие специалистов для приказных (управленческих) учреждений. Они представляли собой нечто наподобие современных техникумов. Талантливые русские дети обучались также вместе с детьми московских иностранцев в школе Немецкой слободы. Однако сколько-нибудь серьезное образование там дать не могли. Русская литература была довольно бедна переводами тех сочинений, знакомство с которыми, по понятиям того времени, делало человека образованным.
Лишь освоение одного из универсальных языков науки и высокой культуры могло обеспечить необходимый объем знаний. К ним в XVI–XVIII столетиях относились греческий и латынь. Пока правительство и Церковь, радевшие об учреждении полноценных школ, не нашли учителей, знавших эти языки, дело просвещения стояло на месте.
Оправившись от Смуты, в середине XVII века Москва предприняла серию попыток обзавестись преподавателями-греками. Известно, что в 1630-1670-х годах в столице несколько раз основывались школы, где обучали иностранным языкам – прежде всего латыни и греческому, реже – польскому.
В XVII веке русская культура в целом и русское просвещение в частности прошли через полосу борьбы между «грекофилами» и «латинствующими», иначе говоря, сторонниками ориентации на греческий язык и греческую православную культуру или же на латынь и культуру западноевропейскую. Вопрос о создании крупных училищ оказался напрямую связан с этой дилеммой.
Выбор языка обучения был исключительно важен. Греческий стоял ближе византийской цивилизации и православию, а латынь приближала Россию к Европе. Во всяком случае, к ее католической части…
Образование в Московском государстве играло роль ступени в духовном просвещении личности, оно никогда не было простым актом получения знаний. Церковь мощно влияла на все, что происходило в этой сфере. Соответственно устройство греческих училищ было для нее приоритетным.
В Москве с почетом принимали греков – выходцев со Святого Афона, из Святой земли и т. п. Их всячески старались склонить к преподавательской работе. Однако сами приезжие греки нередко страдали недостатком образованности. В их среде, существующей под пятой иноверных правителей, внутри иноверного общества, духовное просвещение находилось в плачевном состоянии. Некоторые из греческих книжников получили образование в училищах латинизированного типа. Это создавало серьезную проблему. В Москве, как писал протоиерей Георгий Флоровский, видели «беспокойную связь „греческого“ и „латинского“» и не без оснований опасались ее
[33].
Кадровый резерв латинствующих был многочисленнее и сильнее по качеству: его пополняли выходцы из западнорусского ученого монашества, получавшего образование в школах латинского типа, коими обзавелись Киев, Полоцк, Вильно… На них смотрели с еще большим подозрением, однако по необходимости должны были пользоваться их услугами.
Обе стороны выставляли своих «бойцов», и те десятилетиями вели между собой сражение.
Крупнейшим сторонником западной традиции просвещения в России XVII столетия был Симеон Полоцкий. Родился он, скорее всего, в Полоцке, который был в годы его детства и юности восточным порубежьем Речи Посполитой. До пострижения в монахи Симеон Полоцкий носил имя Самуил Петровский-Ситниянович. Образование он получил в Киево-Могилянской «коллегии» (высшее учебное заведение), а дополнил его, возможно, в Виленской академии, но, скорее всего, в Полоцкой иезуитской коллегии. Современники писали о Симеоне Полоцком, что греческий язык и «греческие писания» были ему слабо знакомы. Он получил знания в просветительской системе, основанной на латыни и католической богословской культуре, хотя сам, по всей видимости, сохранил верность православию. В 1656 году Симеон Полоцкий принял иноческий сан и стал учительствовать в школе православного братства при полоцком Богоявленском монастыре.
Он сочинял стихи. Именно поэтический дар Симеона Полоцкого поразил царя Алексея Михайловича, проезжавшего через город во время очередной русско-польской войны. В 1664 году Симеон Полоцкий навсегда переехал ко двору своего нового покровителя, в Москву. Здесь он вызвал многочисленные нарекания за пристрастие к «латынству», однако царское расположение избавило его от неприятностей. Как церковный публицист Симеон Полоцкий оказал царю Алексею Михайловичу поддержку в борьбе со староверами и, не менее того, помог в конфликте с патриархом Никоном. Его перу принадлежит, в частности, полемический сборник «Жезл правления», заостренный против сторонников «старой веры».
Алексей Михайлович доверял Симеону Полоцкому и относился к нему весьма благожелательно. Книжнику позволили вести занятия в небольшой «латинской» школе. Кроме того, он был назначен воспитателем и духовным наставником царских детей. Таким образом, Симеон Полоцкий оказал колоссальное влияние на нескольких русских государей.
Федор Алексеевич, его ученик, взойдя на трон в 1676 году, заговорил о соблюдении «общего блага» как главной задаче правления. Эта идея на сто процентов принадлежит европейской общественной мысли и, конечно же, заимствована царем у воспитателя. Очень скоро государь велел оборудовать небольшую типографию и отдал ее под контроль Симеону Полоцкому – в просветительских целях (1678). Эта печатня именуется в специальной исторической литературе Верхней, и формально ее возглавлял сам царь. Таким образом, монаршее имя служило Симеону Полоцкому прекрасной защитой от любых нападок на его издательскую деятельность. Сам патриарх не мог контролировать содержание печатной продукции, выпускаемой по слову государева наставника. Верхняя типография опубликовала сборник проповедей Симеона Полоцкого «Обед душевный» и его же рифмованное переложение Псалтыри. Помимо этого, при Федоре Алексеевиче издавались и другие тексты по выбору, а порой и с предисловиями Симеона Полоцкого.
Многие деяния царевны Софьи, да и Петра I
[34], а в особенности их тяга к Европе объясняются педагогическими усилиями Симеона Полоцкого. Этот белорусский просветитель играл роль канала для европеизации России.
