Еще бы шаг в этом направлении – и пропала бы Россия, рухнула в пропасть, не возродилась бы никогда. Но сложилось иначе.
Оставались богатые города, не занятые поляками и не желавшие покоряться новой власти. В частности, Казань и Нижний Новгород. Тамошние дворяне, купцы и ремесленники имели достаточно веры в Божью помощь, достаточно воли и энергии, чтобы предпринять новую попытку освобождения страны. Второе Земское ополчение начали собирать нижегородцы во главе с торговым человеком Козьмой Мининым.
Еще не восстав с одра болезни, Пожарский получил от нижегородцев приглашение – возглавить новое ополчение земских ратников.
По меткому выражению в одном историческом памятнике того времени, Минин «…собра полки многия и военачалника, изкусна во бранех, князя Дмитрея Михайловича Пожарсково над всеми быти совосприподобил»
[83].
Собирая силы, Пожарский с нижегородцами рассылали по городам и землям грамоты. Смысл этих грамот лишь во вторую очередь – политический, агитационный. Прежде всего они являются памятниками христианского миросозерцания, поднявшегося на небывалую высоту.
Составители грамот ясно понимают: «По общему греху всех нас, православных християн, учинилася междоусобная брань в Российском государстве». Вторжение «польских и литовских людей» – такое же несчастье, пришедшее попущением Господним «за грех всего православного християнства». Восставая от греха, видя «неправду» чужеземцев, «…все городы Московского государьства, сослався меж собя, утвердились на том крестном целованьем, что бытии нам всем православным християном в любви и в соединении, и прежнего медоусобства не счинати, и Московское государство от… польских и от литовских людей очищати неослабно до смерти своей, и грабежей… православному християнству отнюдь не чинити и своим произволом на Московское государьство государя без совету всей земли не обирати»… К сожалению, это единство разрушилось под Москвой. Кто-то из ополченцев ударился в грабежи, кто-то поддался привычному соблазну самозванщины. Необходимо новое единство. Но глубинная основа его не должна измениться. Следует «…за непорочную християнскую веру, против врагов наших, польских и литовских людей до смерти своей стояти и ныне бы идти на литовских людей всем… чтоб литовские люди Московскому государству конечныя погибели не навели… а нашим будет нерадением учинится конечное разоренье Московскому государьству и угаснет корень християнския веры и испразднится крест Христов и благолепие церквей Божиих… ответ дадим в страшный день суда Христова»
[84].
Христианское покаяние означает прежде всего «исправление ума». А значит, отказ не только от прежнего образа мыслей, но и от прежнего образа действий. Победа над неприятелем четко связывалась у руководителей ополчения с возвращением нравственной чистоты, с соединением русского народа в любви и вере.
По сути, большое общественное движение, рождавшееся в Нижнем и ставившее серьезные военно-политические цели, начало действовать в первую очередь… ради Христа.
Минин, Пожарский и его воинство покинули Нижегородчину в феврале 1612-го. Но и на Москву не двинулись прямым путем.
В поисках пополнений земцы прошли по городам Поволжья от Нижнего через Балахну, Юрьевец, Кинешму, Плес и Кострому до Ярославля. Заняли Суздаль отрядом стрельцов князя Р. П. Пожарского.
Ополчение встречали с радостью, оказывали ему добровольную помощь. Так произошло в Балахне, Юрьевце, Ярославле. Подошли полки из Коломны, Рязани и Казани.
1 апреля 1612 года Ярославль встречал армию Пожарского.
Здесь ополчение простояло четыре месяца, накапливая денежные средства и подтягивая войска. Если из Нижнего вышел небольшой отряд, то в Ярославле сформировалась настоящая армия. Пожарский довел ополченцев до Ярославля, создав из пестрой толпы дисциплинированную боевую силу. Там же возникло и «временное правительство» – Совет всея земли, а вместе с ним приказы (средневековые министерства), монетный двор… Фактически Ярославль стал на время российской столицей.
Москва – обезображенная, обескровленная, почти мертвая – должна была отдать другому городу царственный венец старшинства.
Документы Совета всея земли начинались со слов: «По указу Московского государства бояр и воевод, и стольника и воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского с товарищи…» Над Россией не стояло тогда государя, но некоторые из его функций принял на себя князь Пожарский.
На территории, контролируемой Первым земским ополчением, судили, выдавали грамоты на поместья, собирали деньги и занимались иными делами правления Трубецкой с Заруцким. Под их властью фактически выросло независимое южнорусское государство. Там, где стояли отряды Второго земского ополчения, утверждалось другое независимое государство – севернорусское. Минин и Пожарский собирали налоги, назначали должностных лиц, раздавали земли служилому люду, ставили в строй новые отряды точно так же, как их подмосковные «коллеги».
Довольно быстро этот поток административных дел приобрел державный характер. Слишком большая территория оказалась подвластна Минину с Пожарским, слишком высокий христианский идеал они объявили нормой для ополчения, слишком серьезные цели поставили перед собой, чтобы ополчение осталось просто освободительной армией.
Армия скоро стала превращаться в державу.
Стояние в Ярославле продлилось до июля 1612 года.
Чем сильнее становилось Второе земское ополчение, а вместе с ним – независимое севернорусское государство, тем более накалялись его отношения с вождями подмосковного земства. Минин с Пожарским шли очищать Москву от чужих, а порой свои оказывались намного чужих горше. Приходилось применять воинскую силу, защищая города и земли от казачьего разбоя, прямо связанного с подмосковными «таборами». Так, из Переславля-Залесского к Совету всея земли приехали «…бить челом начальникам всякие люди, что им от Заруцкого утеснение великое: не только что опустошил уезд, но и посады. Начальники послали воеводу Ивана Федоровича Наумова с ратными людьми. Иван же пришел в Переславль, и казаков отогнал, и Переславль укрепил»
[85].
Заруцкий больше не воспринимался как союзник. Его «воровское» поведение обличали. С ним не хотели иметь дела. Его зов идти под Москву игнорировали, поскольку ни единому слову его не верили. А он с добротным постоянством поддерживал и укреплял эту свою репутацию в глазах Минина с Пожарским…
Чувствуя непримиримую вражду к Пожарскому, атаман послал в Ярославль убийц. Открыто напав на Дмитрия Михайловича с ножом, один из душегубов ранил охранника, но князю не причинил вреда. Мерзавца схватили, пытали, и на пытке он во всем сознался.
Смута, если понимать под нею прежде всего духовную порчу, страшно заразила Первое земское ополчение. Придя очищать Москву, оно само осквернилось под ее стенами.
