Что касается Успенского собора во Владимире, то он действительно был построен в середине XII в. при Андрее Боголюбском. Однако храм сильно пострадал во время пожара во Владимире в 1193 г. и годом позже был восстановлен Всеволодом Большое Гнездо. По этому поводу Лаврентьевская летопись сообщает: «Того же лета месяца августа обновлена бысть церковь святые Богородицы Володимери яже бе ополела в великыи пожаръ блаженым епископомь Иваном и при благовернемь и христолюбивем князи Всеволоде Юргевичи и бысть опять аки нова и бысть радость велика в граде Володимери»
[361]. При этом Всеволод значительно расширил собор. К прежнему храму были пристроены боковые галереи, и он оказался как бы внутри нового большого собора. Понятно, что внешние украшения храма, среди которых встречается и изображение барса, принадлежат уже к эпохе Всеволода Большое Гнездо, как и Дмитриевский собор во Владимире.
Все это дает основания полагать, что барс стал гербом владимиро-суздальских князей именно в последней четверти XII в., будучи заимствован ими из Алании благодаря браку Марии с Всеволодом Большое Гнездо.
Здесь читатель книги может задать самый простой вопрос: неужели до Марии на Руси не существовало гербов? Чтобы ответить на него, следует пояснить разницу между двумя, казалось бы, сходными терминами – гербом и родовым знаком. Но если гербы (в современном понимании) хорошо известны в основном по западноевропейскому материалу, то родовые «знаки Рюриковичей» были открыты относительно недавно – лишь в самом конце XIX в. вятским статистиком П.М. Сорокиным, обратившим внимание на загадочные знаки на древнейших русских монетах
[362].
Вскоре выяснилось, что они представляют собой знаки собственности того или иного из князей и чаще всего встречаются на печатях и пломбах. Поэтому их иногда именуют тамгой (в значении – клеймо, знак, штемпель, тавро). Особенностью родовых знаков является то, что, в отличие от герба, чья форма, как правило, неизменна и для отца и для его сыновей, родовые знаки эволюционируют путем некоторого усложнения при переходе от отца к сыну. При этом они достаточно схематичны, что можно видеть на примере современного украинского «трезубца»
[363]. Главной их задачей являлось определение владельческой принадлежности того или иного предмета или животного. В отличие от них главной функцией герба изначально являлось стремление выделить себя и своих воинов из общей массы сражающихся даже в разгар битвы. Поэтому гербы изображались на щитах, знаменах и т. п. Этому способствовало и тогдашнее вооружение, поскольку доспехи воинов мало различались друг от друга. Позднее гербы появляются на печатях (древнейшие из них известны в Западной Европе с 1000 г.).
Пример с Марией не является чем-то уникальным. Спустя три столетия имеем еще более показательный случай, связанный с именем племянницы последнего византийского императора Софьей Палеолог. Как известно, двуглавый орел, ставший государственным гербом России, впервые появился в 1497 г. на печати московского великого князя Ивана III, скрепившей его жалованную грамоту волоцкому князю Федору Борисовичу и его брату рузскому князю Ивану Борисовичу. Начиная с XVIII в. историки полагали, что этот герб был заимствован великим князем из Византии, после того как он в 1472 г. вступил в брак с Софьей.
Правда, в начале XX в. академик Н.П. Лихачев подверг сомнению эту гипотезу. Главным доводом стало то, что прошла целая четверть века со времени брака Ивана III до помещения орла на русскую печать. Позднее целый ряд ученых подтвердил правоту исследователя, найдя доказательства, что знаком власти в Византии двуглавый орел никогда не являлся. Скорее всего, великий князь, стремясь возвысить свой авторитет, использовал эту эмблему в подражание гербу императора Священной Римской империи, где двуглавый орел олицетворял верховную власть (в современной Австрии на государственном гербе до сих пор изображен двуглавый орел)
[364]. Тем не менее, каково бы ни было происхождение российского герба, нельзя отрицать того, что значительную роль в признании этой эмблемы сыграла Софья Палеолог.
Очерк истории развития геральдики требует отдельного рассмотрения. Здесь же укажем, что, судя по всему, именно с именем Марии следует связать первое известное в отечественной истории появление герба (в современном смысле этого термина).
Загадка «Слова о полку Игореве»
С именем Марии косвенно связана история самого известного памятника древнерусской литературы «Слово о полку Игореве». Рукопись памятника, входившая в состав сборника из нескольких литературных текстов, была найдена в конце XVIII в. графом А.И. Мусиным-Пушкиным (1744–1817). Первое печатное известие об этом открытии появилось в октябре 1797 г. в гамбургском журнале на французском языке Spectateur du Nord («Северный зритель»). Н.М. Карамзин, которому принадлежало несколько заметок о русской литературе, в одной из них писал: «Два года тому назад открыли в наших архивах отрывок поэмы под названием: „Песнь Игоревых воинов“, которую можно сравнить с лучшими Оссиановскими поэмами».
Открытие А.И. Мусина-Пушкина вызвало неподдельный интерес тогдашней общественности, а для императрицы Екатерины II была сделана копия рукописи «Слова». Подобное внимание к памятнику объяснялось достаточно просто: в это время в Западной Европе гремела слава Оссиана, легендарного кельтского барда III в. Его имя для широкой английской общественности открыл Джеймс Макферсон (1736–1796), школьный учитель из Шотландии. В 1760 г. он опубликовал книгу «Отрывки древней поэзии, собранные в горах Шотландии». Она произвела фурор, и, несмотря на то что книга была издана анонимно, имя ее автора вскоре стало известно всем. По настоянию почитателей, собравших значительную сумму денег, Макферсон в том же году был направлен в горы на севере Шотландии на поиски материалов об эпическом герое Фингале, о деяниях которого рассказывал его сын Оссиан. Новая книга практически сразу вышла двумя изданиями, а менее чем через год ее перепечатали в Лондоне. После этого успеха на собранные по подписному листу средства Макферсон предпринял еще одну поездку в горную Шотландию, откуда привез новые поэмы. Затем Макферсон объединил их с «Отрывками» в «Сочинения Оссиана, сына Фингала, переведенные с гэльского языка Джеймсом Макферсоном», которые завоевали огромную популярность в Европе и Америке.
В России первые переводы из Оссиана появились на рубеже 80-х – 90-х годов XVIII в. В 1788 г. вышли «Поэмы древних бардов», представлявшие вольный пересказ А.И. Дмитриевым поэм Оссиана, а в 1792 г. увидел свет полный перевод с французского издания Летурнера, выполненный Е.И. Костровым
[365]. Находка «Слова» показала, что подобные поэтические произведения были характерны не только для Западной Европы, а существовали и в Древней Руси.
