– Твоя смерть будет медленной, – обещаю я. – А когда ты начнешь молить о пощаде, я отрежу тебе язык.
Вода колышется, когда он подходит так близко, что его дыхание касается моего лица.
– У тебя никогда не будет такой возможности. Как только я убью твою мать, то найду способ преодолеть связывающую нас магию и остановлю твое сердце. Твое тело станет гнить, пока от него не останутся одни кости, как и от всех тех людей, что ты убила.
– Я никогда не убивала людей, – огрызаюсь я. – Да и все представительницы нашей famille за свою жизнь убивают лишь одного.
Для человека, который узнал так много о моих сильных и слабых сторонах, чтобы похитить меня, Бастьен очень мало знает о самих Леуррессах. Думаю, его больше интересовало, как убить меня, а не то, почему мы проводим обряд посвящения и насколько это трудно нам дается.
Он усмехается.
– Как великодушно с вашей стороны.
Жаль, что мой взгляд не может прожечь дыру в этой повязке.
Позади нас журчит вода. Видимо, нас догнал Марсель.
– Как далеко ушла Жюли? – спрашивает он.
– Она в паре метров впереди, – отвечает Бастьен. Он делает глубокий вдох, а затем подталкивает меня вперед. – Давайте выбираться отсюда.
Я стараюсь удержаться на ногах, пока мои расклешенные рукава скользят по воде. Каждый раз, когда ступни нащупывают что-то на дне, я вздрагиваю от опасения, что это окажется человеческая кость.
Мы медленно продвигаемся вперед. И сворачиваем по меньшей мере пятнадцать раз, пока туннель не начинает идти вверх, а я вновь не оказываюсь на сухом известняке. Хвала богам. Но после этого мы сворачиваем еще шесть раз, пока кто-то не хватает меня за плечо, чтобы я остановилась.
– Мы дошли? – спрашиваю я.
Все, чего мне сейчас хочется, – это уснуть, а когда проснусь, понять, что завершила свой обряд посвящения и стала Перевозчицей душ.
Хочется, чтобы этот кошмар поскорее закончился.
– Да, – говорит Жюли, и в ее голосе слышатся странные ласковые нотки. – Можешь снять повязку.
Я колеблюсь. Она явно что-то задумала.
– Подожди, пока мы не доберемся до комнаты, – останавливает меня Бастьен.
Я сжимаю челюсти. Мне надоело подчиняться ему. Сорвав повязку с глаз, я бросаю ее на землю. Но стоит мне это сделать, как тут же хочется вернуть ее обратно. Так как в трех с половиной метрах от меня туннель расширяется, и его загораживает огромная стена из сложенных черепов.
Я закрываю рот руками и отшатываюсь назад. Глаза тут же наполняются слезами.
– Где… – Я давлюсь собственными словами. – Где остальные кости?
Марсель стягивает рюкзак.
– В катакомбах на западе есть галерея из бедренных костей. – Он разминает плечи. – Но большая часть костей – ребра, ключицы и прочие – свалены за такими стенами, как эта. – Марсель равнодушно отмахивается. – Полагаю, наши предки решили не тратить время на их упокоение.
– Неужели они все разделены вот так.
– Ага.
Слезы струятся по моим щекам. Это греховно, отвратительно, возмутительно. Леуррессы хоронят людей целиком. Боги запрещают нам разделять человеческие скелеты. Ведь если сделать это, их души будут страдать и не найдут покоя в загробной жизни. Они не смогут воссоединиться со своими телами. Не смогут прикасаться к вещам и воздействовать на них. Не смогут обнять своих умерших близких.
– Почему ты расстроилась? – Бастьен хмурит брови. Он хватает ящик, стоящий у стены, и передает его Жюли. – Ведь вы носите на себе украшения из костей.
– Это совершенно другое. Животные предназначены нам богами. – Я стираю со щек очередную дорожку слез. – Их души не получают должного почтения.
Жюли фыркает.
– Она просто невероятна.
– Но люди созданы по образу и подобию богов, – продолжаю я, не обращая внимания на отвращение, переполняющее ее взгляд, пока она достает из ящика несколько глиняных ламп. – Нам суждено занять более высокое место в вечных мирах.
Девушка закатывает глаза.
– Ну конечно.
Зачем я объясняю такие духовные вещи людям, погрязшим в ненависти? Мой взгляд возвращается к стене из черепов, и тело вновь сотрясает дрожь от шока, а к горлу подкатывает тошнота. Опустившись на колени, я поднимаю сложенные ладони к Ночным Небесам, которое простирается где-то в вышине над этими камнями и смертью.
– Что она делает? – спрашивает Жюли.
Я слышу, как трещит огонь, пока она поджигает новые лампы от уже зажженных.
– Кажется, она… молится, – отвечает Марсель.
Даруй этим душам мир, Элара. Пусть знают, что я скорблю о них.
– Следи за ней, Жюли, – бормочет Бастьен после короткого молчания. – Пошли, Марсель. Поможешь мне перенести лампы.
Когда их шаги стихают, Жюли садится рядом со мной.
– Ох, позволь угадать – вам, Костяным волшебницам, даруется самая большая честь. – Ее ехидный смех режет по ушам.
– Моя душа выбрала этот путь, а твоя выбрала свой. Не смейся над тем, чего не понимаешь. Леуррессы многое приносят в жертву.
– Да, но не самих себя. Ты считаешь жертвами людей, которых убиваешь – моего отца, отца Бастьена. Но это мы пострадали, а не вы.
Я встречаюсь с ее осуждающим взглядом, и чувство вины пронзает меня.
– Так вот почему вы объединились? Потому что потеряли своих отцов?
Жюли вытирает нос своей рукой.
– Мы были всего лишь детьми.
Чувство вины усиливается, но Жюли не понимает, что это необходимо. Никто из них не понимает.
– Ваши отцы сейчас в Раю Элары, месте великой радости и красоты, – повторяю я то, чему меня учили. – Они счастливы и приняли свою смерть.
Жюли плюет мне в лицо. Я отшатываюсь, ошарашенно взирая на нее.
– Знаешь, что меня утешает?
Она поднимается на ноги и подходит к краю тусклого круга света. А затем вытаскивает что-то из-под выреза лифа. Прищурившись, мне удается различить, что это нечто длинное, тонкое и светлое.
– Знание, что без вашей флейты вы, Костяные волшебницы, больше не сможете заманить на мост ни одного мужчину.
Адреналин вспыхивает в моих венах. Флейта у нее. Она отыскала ее на дне пересохшего русла реки. Украла ее.
– Это принадлежит моей матери!
– Серьезно?
Жюли приподнимает колено и разламывает флейту пополам.
Сердце замирает у меня в груди. Я с изумлением смотрю на разломанные части в ее руках.
– Что ты наделала?
– Не переживай, принцесса. Уверена, твоя мать сможет вырезать себе другую.
