Я захлопываю книгу. Жертва среди нас точно не Аилесса.
– Я не чувствую никакой привязанности к тебе.
– Привязанность тут ни при чем. – В ее голосе не слышно и капли эмоций. Да и сама она выглядит равнодушной и безучастной. – Ты был создан для меня, а я – для тебя. И ты понимаешь это так же хорошо, как и я, Бастьен.
Мои щеки начинают гореть.
Жюли недоверчиво качает головой.
– Она невыносима.
Аилесса пожимает плечами и отворачивается.
Я потираю лицо рукой.
– Давайте вернемся к нашему разговору, хорошо?
– К какому именно? – Марсель прислоняется к стене спиной.
– О том, что же нам сейчас делать. Нужно пересмотреть нашу стратегию. – Я не упоминаю о планах, как заманить королеву в ловушку, потому что согласен с Аилессой: ее мать не вернется. – Мы останемся здесь – что в принципе и так понятно – и станем выбираться в город только за едой и припасами. А что касается разрыва связи душ, то для этого у нас есть книги Марселя. И если понадобится прочитать каждую из них сотню раз, чтобы отыскать выход, мы так и сделаем. Даже если на это потребуется несколько недель.
– А потом мы ее убьем? – Жюли скрещивает руки на груди.
Мой пульс подскакивает. Мне хочется посмотреть на Аилессу, но я понимаю, что не стоит этого делать, поэтому поднимаю взгляд на подругу. Все последние годы нас не отпускала жажда мести, но Жюли, которую я знаю, никогда не вела себя так кровожадно. Она показывает свои когти только тогда, когда испытывает душевную боль. А значит, мне нужно доказать, что я не забуду про договор, скрепивший нашу дружбу.
– Да, – подтверждаю я, хоть мой желудок и сжимается от этих слов. – А потом мы ее убьем.
21. Аилесса
Сабина лежит рядом со мной на спине на лугу возле Шато Кре. И мы смотрим в ночное небо. Звезды сверкают, а созвездия Охотницы и Шакала сияют ярче остальных.
– Новолуние, – говорит Сабина, закинув руку за голову. – Оно должно было стать для тебя первой ночью переправы.
– Да. – Нестерпимая боль расползается от самого сердца. – Но теперь никто не может переправиться, и я ничего не могу с этим поделать.
– Уверена? Не сдавайся, Аилесса. Всегда есть какой-то выход.
– Но костяная флейта сломана. – Я поворачиваюсь к Сабине, но она пропала.
И вместо нее сидит серебристая сова.
– Аилесса.
Кто-то толкает меня локтем. Я распахиваю глаза и вижу Жюли, склонившуюся ко мне.
– Я собираюсь выбраться в город за припасами. Отвести тебя перед этим в уборную?
Но не мысль о вонючем углу катакомб заставляет меня проснуться, а тон голоса Жюли. Спокойный, ровный. Никаких эмоций. И это напоминает мне о том, что мы привыкли друг к другу за последнее время. Что я пробыла их пленницей две долгие недели. А мама так и не вернулась за мной.
– Нет, я в порядке.
Я медленно подтягиваюсь и сажусь на известняковую плиту, под сомневающийся взгляд Жюли. Даже это простое движение вызывает судороги в мышцах. Мои тюремщики кормят и поят меня водой, но у меня почти не осталось Огня Элары.
– Марсель? – окликаю я парня.
Слабый голос едва слышен, но привлекает его внимание. Он поднимает взгляд от груды книг, которые они с Бастьеном изучают за импровизированным столом.
– Когда новолуние? Ты же следил за фазами Луны?
– Следил.
На его лице появляется довольная улыбка, когда он принимается рыться под книгами, а затем вытаскивает лист пергамента, исписанный его каракулями.
– Я высчитываю дни по часам. И всякий раз, когда кто-то из нас возвращается из Довра, я сравниваю время на поверхности со своим календарем и пока ни разу не ошибся. – Он дважды стучит по пергаменту. – И новолуние сегодня.
Бастьен переводит взгляд с Марселя на меня.
– А это важно? – Его пристальный взгляд блуждает по моему лицу, пока я пытаюсь скрыть любые следы беспокойства. – Что происходит в новолуние?
Я отрицательно качаю головой.
– Ничего… просто… – Я отвожу взгляд. Его беспокойство смущает меня, ведь я не сомневаюсь в его желании убить меня. – Просто приснился плохой сон. Вот и все.
Меня покидают последние силы, помогавшие удерживаться в вертикальном положении, поэтому я вновь прислоняюсь к стене в углу.
В глазах Жюли вспыхивает беспокойство, что еще больше сбивает меня с толку.
– Сколько у тебя осталось сил? – понизив голос, спрашивает она. – Они заканчиваются в новолуние?
Никогда не задумывалась об этом.
– Я в порядке, – отвечаю я, понимая, что Жюли беспокоится из-за Бастьена.
Кто знает, как долго я еще протяну, когда последняя искра Огня Элары погаснет?
Жюли переносит вес тела на левую ногу. Ее колено наконец зажило.
– Ты должна отдохнуть, пока меня не будет. Хорошо?
Я нерешительно киваю. Да и что мне еще ей ответить?
Она хватает пустой рюкзак и устремляется к двери, но останавливается напротив Марселя.
– У нас мало времени, – шепчет она. – Разберись уже, как разорвать связь душ, поскорее.
– А как ты думаешь, что я стараюсь сделать каждый день? – Он показывает на свои стопки записей и книг, разбросанные по столу.
– Так старайся лучше, – огрызается она.
Марсель хмурится, и она со вздохом опускает голову.
– Прости, но прошу… постарайся что-то найти.
Она целует брата в щеку, а затем бросает печальный взгляд на Бастьена, прежде чем выскользнуть из комнаты.
«Старайся лучше». Эти слова напоминают мне о сказанном Сабиной – или серебристой совой – во сне: «Не сдавайся, Аилесса. Всегда есть какой-то выход».
Что мне привиделось? Это какое-то видение? Я отмахнулась от мерцающего силуэта Сабины, который увидела две недели назад, как от галлюцинации, вызванной ударом по голове. И с тех пор не видела ничего подобного. Но теперь начала сомневаться… может, она нашла способ общаться со мной? От этой мысли надежда вспыхивает в груди.
Бастьен подходит ко мне со стаканом отстоявшейся воды. Его шаги осторожны, глаза смотрят куда угодно, но не на меня, а на лице застыла маска. Именно так он обычно ведет себя, когда оказывается рядом со мной. Он протягивает мне стакан, и наши пальцы соприкасаются. Кожу начинает покалывать от его тепла, и я прерывисто выдыхаю. Мне тоже нелегко дается, когда он находится так близко ко мне. Я стараюсь удержать стакан между ладонями – что не так уж и просто, ведь руки все еще связаны – и выпиваю воду до дна.
– Спасибо.
Наши взгляды встречаются. Он выглядит удивленным, пораженным. Я никогда не благодарила его, по крайней мере, вслух.
