Взгляд Аилессы скользит по статуэткам, которые я расставил на выступе стены справа. Восемь из них – скульптуры богов, еще две – миниатюрные копии Бо Пале, а последние пять – изображения животных и морских существ.
Нежная улыбка касается губ Аилессы.
– Твой отец обладал невероятным талантом, Бастьен.
Глубоко в груди расползается тепло. А затем я вспоминаю, что отца убила одна из Костяных волшебниц, такая же, как Аилесса, и все внутри моментально стынет. Жажда мести, которую я так долго лелеял, не перестает терзать меня, но я больше не знаю, что с ней делать. Усевшись на пол напротив Аилессы, чтобы находиться от нее как можно дальше, я приваливаюсь к стене.
– Моего отца звали Люсьен Кольбер, – внезапно охрипшим голосом произношу я. – Кто-то из представительниц твоей famille когда-нибудь упоминал о нем?
Рыжеватые брови Аилессы сходятся на переносице. Она медленно качает головой и садится на пол напротив меня.
– Прости. Не все в моей famille говорят о своих amourés. А некоторые даже не стараются узнать их, прежде чем…
Она опускает глаза.
Я пожимаю плечами, словно это не имеет значения.
– Если они действительно выбрали моего отца, отправив его на верную смерть, то никто не должен им поклоняться.
В моем голосе вновь слышны резкие нотки, что очень меня радует.
Аилесса хмурится.
– Ты не должен так говорить.
– Ты серьезно? – бросив на нее мрачный взгляд, спрашиваю я.
Она поджимает губы и потирает шишку на затылке. Та, скорее всего, стала еще больше.
– Может, существует другой способ завершить обряд посвящения… о котором я не знаю. – Аилесса запинается, словно этот разговор требует от нее больших усилий. – Может, никому не довелось этого узнать, потому что их молитвы оказались недостаточно усердными.
Мои брови слегка приподнимаются, пока я смотрю ей в глаза. Неужели она только что признала, что событие, так сильно влияющее на всю ее жизнь, оказалось неверным.
– А ты станешь молиться достаточно усердно, чтобы разорвать связь наших душ?
На ее лице появляется едва заметная улыбка.
– Так богам все-таки стоит поклоняться?
– Все зависит от обстоятельств, – подавив усмешку, отвечаю я.
Плечи Аилессы начинают трястись от тихого смеха, но через пару мгновений он обрывается.
– Наши души уже соединены воедино, Бастьен. И никакая молитва не изменит неизбежного исхода.
– Он действительно неизбежен? – Я подаюсь вперед. – А что, если мы пообещаем не убивать друг друга, а наоборот, станем защищать. То сможем выпутаться из этой истории целыми и невредимыми, хоть наши души и останутся связанными.
Она крутит нитку на своем грязном платье.
– На самом деле все гораздо сложнее.
– И в чем же сложность?
– В тот момент, когда на amouré заявляют права, его жизнь ему больше не принадлежит.
– Под «заявляют права»… ты подразумеваешь «убивают»?
– Нет. Это происходит, когда песня сирены призывает его отправиться на мост.
Мне с трудом удается выдавить усмешку сквозь стиснутое горло.
– Но ведь я еще жив, верно?
Она сглатывает.
– Пока.
– Что ты имеешь в виду?
Аилесса запрокидывает голову и смотрит в потолок, словно видит там небо.
– У тебя есть год, Бастьен, – выдыхает она. – Если я не убью тебя за это время, ты все равно умрешь. Боги сами позаботятся об этом.
С мгновение я молчу, вспоминая о том, как умер отец Жюли и Марселя.
– А тебя боги накажут за неудачу?
Она делает глубокий вдох и встречается со мной взглядом.
– Боги позаботятся о том, чтобы убить и меня.
Сердце едва не выпрыгивает из груди от этих слов.
– Тебе не кажется, что это жестоко?
Аилесса опускает глаза на свои руки.
– Думаю, не хуже, чем судьба Тируса и Элары.
– Ты о вечном поклонении как богам? – усмехаюсь я.
– Их судьба тоже оказалась горькой. Они тайно поженились еще на заре времен. Но Белин и Гаэль не позволили объединить их королевства. Тирус и Элара решили ослушаться, но когда Белин узнал об этом, то ограничил влияние Элары ночным небом, а Гаэль разверзла землю и поглотила ад, превратив его в Подземный мир. И это помешало Тирусу и Эларе быть вместе.
– И что теперь? Они хотят, чтобы вы прочувствовали их боль?
– Или хотят, чтобы мы научились преодолевать ее. И может, так они и сами смогут это сделать.
Проведя рукой по лицу, я поднимаюсь на ноги. Мне нужно выбраться отсюда. Я не могу больше слушать истории о богах, которые наказывают смертных лишь потому, что не могут разобраться в собственных проблемах.
– Располагайся и отдыхай, хорошо? А я пока поищу Жюли и Марселя, чтобы вернуть твои кости.
– И флейту?
Я киваю.
– Скоро вернусь.
Она сжимает кулаки.
– Я не смогу долго оставаться здесь, Бастьен. И не буду. Я – Леурресса. И моя обязанность – защищать людей от мертвых.
– Знаю.
Но у меня тоже есть обязанности. И прямо сейчас меня больше заботит ее защита. А она не сможет защищаться, если не вернет себе кости благодати.
– Побудь здесь, Аилесса. Я не задержусь надолго.
32. Аилесса
Я подхожу к краю ямы. Может, у меня все еще осталось зрение тигровой акулы, помогающее видеть в темноте, или благодать от сокола, позволяющая видеть все на дальнем расстоянии. И тогда света моего фонаря окажется достаточно, чтобы осветить пропасть, ограничивающую закуток, который мы делим с Бастьеном. Но, с другой стороны, если бы я все еще обладала благодатями, то не пряталась бы здесь, нервничая с каждой минутой все сильнее в ожидании его возвращения. Не знаю, сколько он отсутствовал – потому что даже не представляю, сколько проспала, – но последние десять часов я точно бодрствовала.
А вдруг Бастьен до сих пор не вернулся, потому что на него напал один из Скованных? От этой мысли желудок скручивается в тугой узел. И я осознаю, что не могу больше здесь оставаться.
Я хватаю фонарь и спешу к лесам. Ноги дрожат, словно ломкие осенние листья, но я стискиваю зубы, чтобы побороть слабость, и взбираюсь наверх. Если бы прошлой ночью на небе сияла полная луна, она бы наполнила меня Огнем Элары, однако в новолуние меня насыщали силой только звезды, но она быстро ушла, как и сила, даруемая костями благодати. Хотя это неважно. Если я смогла убить тигровую акулу после того, как чуть не утонула в лагуне, то смогу противостоять и мертвецам.
