– Неужели все так просто?
– Я на это надеюсь, – отвечаю я, но не уточняю, откуда возникла эта теория или то, что мне неизвестно ни одной мелодии, разрывающей связь душ. – Прошу, Марсель. Сегодня полнолуние, а до полуночи осталось чуть больше трех часов. И именно в это время мне необходимо начать переправу. У меня осталось не так много времени.
– Полнолуние? – нахмурившись, повторяет он. – Но ты же говорила, что Леуррессы переправляют души в новолуние.
– Да, но на костяной флейте есть оба символа, полнолуния и новолуния. Сначала я думала, что знак полнолуния изображен для указания, в какой день Леуррессы должны исполнять обряд посвящения, но сегодня мне пришла мысль… что, если полная луна обозначает не только это? Что, если мертвецов можно переправлять и в полнолуние?
Марсель барабанит пальцами по губам.
– Самые большие отливы происходят как в полнолуние, так и в новолуние, – соглашается он.
– Я должна попытаться, – говорю я. – Но мне необходима костяная флейта.
Я стискиваю зубы и напрягаю мышцы, радуясь, что у меня важная миссия, которая отвлечет от грустных мыслей сегодня вечером. И остается лишь молиться, чтобы мама отправилась со мной на сухопутный мост. По крайней мере, она порадуется, что смогла вернуть флейту.
– А тебе хватит времени, чтобы найти других Перевозчиц и добраться до моста к полуночи? – спрашивает Марсель.
– Скорее всего хватит… если я побегу достаточно быстро. – Хотя для начала мне придется выбраться из катакомб и добраться до Шато Кре. Мои кости благодати должны помочь в этом. – Но мне нужно поторопиться. – Я дотрагиваюсь до его руки. – Прошу, Марсель. Ты знаешь, почему в Довре появилось так много заболевших в последнее время?
– К ним пристают мертвецы.
– Но дело не только в этом. Мертвые становятся сильнее, когда крадут Огонь – жизненные силы, питающие их души – у живых. И если мы промедлим, погибнет множество невинных людей.
Его брови сходятся вместе.
– Думаешь, они питаются душой Жюли? Она и раньше получала тяжелые ранения, но сейчас выглядит намного хуже.
– Вполне возможно. – Хотя я и не знаю на самом деле, как Скованные крадут Огонь. – Если мертвец вернется за ней, то вполне может убить ее. И когда это случится, погибнет и ее душа.
Марсель широко раскрывает глаза от осознания ужаса происходящего.
– Мне нужна флейта.
Он с трудом сглатывает.
– Верно. Я сейчас.
Он встряхивает руками, чтобы успокоиться, и, напустив на себя привычную беззаботность, неторопливо возвращается в комнату. Я отступаю чуть в сторону, чтобы не попасться на глаза Жюли, и наблюдаю за ним.
Марсель медленно подходит к стене с полками.
– Что ты делаешь? – рычит Жюли.
– Хочу перекусить, или на это нужно твое разрешение?
Повернувшись спиной к сестре, Марсель берет мешок из грубой ткани и, продолжая свой путь вдоль стены, начинает в нем рыться. Но внезапно его скручивает приступ кашля. Прижавшись плечом к полкам, он тянется к выступу из известняка. Видимо, в нем есть углубление, потому пальцы Марселя скрываются на мгновение, а затем он быстро опускает в мешок что-то тонкое и белое. Выпрямившись, он стучит кулаком по груди.
– Ты голодна? – Он вытаскивает из мешка ломоть хлеба.
– Не настолько, чтобы грызть этот покрытый плесенью камень. – Голос Жюли дрожит, будто она замерзла, хотя в катакомбах тепло, а она завернута в одеяло.
– Отличное сравнение. – Марсель бросает хлеб обратно в мешок и выходит с ним из комнаты.
Мы спешно отходим от двери на несколько шагов. Он вынимает из мешка флейту, и мое сердце пускается вскачь. Я тянусь к ней, но Марсель прижимает ее к груди.
– Ты должна сдержать свое обещание и никогда не возвращаться за Бастьеном, – шепчет Марсель. – Для нас с Жюли он наш лучший друг. И мы не хотим, чтобы он пострадал.
«Или умер», – судя по мрачному взгляду Марселя, едва не добавил он.
– Сдержу, – отвечаю я, чувствуя, как сводит живот. – Ты скажешь ему, что я знаю, как он любит Жюли, и… – Мой голос срывается. – Что желаю ему всего самого лучшего?
Марсель непонимающе смотрит на меня.
– Что?
– Ну, ты же видел их сегодня вечером.
– Ну, да… Вернее, Бастьен всегда заботился о Жюли, но ты его родственная душа.
У меня дрожит подбородок.
– Это не означает, что у него не могло возникнуть более сильной привязанности.
– Но…
– Бастьен окажется в большей безопасности с Жюли, Марсель. И ты это знаешь. Обещай, что продолжишь искать способ разорвать связь наших душ.
Его плечи опускаются.
– Обещаю. – Он нежно сжимает мою руку. – Я тебе тоже желаю всего самого наилучшего, – говорит он с тяжелым вздохом и скользит взглядом к флейте. – О. – Его лицо проясняется. – Забыл тебе кое-что сказать. Помнишь, я говорил про мост… ну, тот, что под шахтами?
Я с любопытством киваю.
Он переворачивает костяную флейту и указывает на символ моста над землей.
– На нем было изображено это.
40. Сабина
Полная луна освещает внутренний двор Шато Кре. Примерно с десяток Леурресс все еще не спят и беседуют в разных углах открытой пещеры. Они шепчутся о Скованных, которые крадут Огонь живых и с каждым днем становятся все сильнее. И спорят о том, что еще могут сделать до следующего новолуния.
Мориль улыбается при виде меня, когда я прохожу мимо.
– Добрый вечер, Сабина.
Другие Леуррессы тоже замечают меня. После встречи с Одивой в лощине я уже дважды возвращалась домой, чтобы успокоить ее бдительность. Большинство Леурресс склоняют головы, признавая меня наследницей matrone. Но есть и те, кто хмурится и скрещивает руки на груди. А Айла, соперничавшая с Аилессой с детства, бросает на меня взгляд, способный заморозить море Нивоус.
Но в ответ я пронзаю ее не менее холодным взглядом. «Думаешь, я этого жажду?» – хочется мне сказать. Может, Айла и завидует, но ей следовало просто быть добрее. Меня выбрали лишь потому, что я лучшая подруга Аилессы, самая близкая ей Леурресса. По крайней мере, именно так это преподнесла Одива.
Я спешу в туннель, ведущий к развалинам западной части замка, где находится единственная жилая комната – спальня Одивы. Я взбегаю вверх по винтовой лестнице, достаю из кармана костяную флейту и повторяю про себя заготовленную заранее речь.
Простите, matrone. Я думала, вы обрадуетесь флейте. Мне хотелось сделать вам особый подарок. Вы же моя мать.
Надеюсь, эти слова смягчат ее гнев. Ведь она хотела убить золотого шакала своими руками. Вдобавок я солгала ей о своей новой кости благодати. Но, думаю, она быстро сообразит, что она не из кости черного волка.
