Глава 12. «Мы пытаемся ловить дым»
Воюющие и курортники
Во Вьетнаме не было одной общей для всех войны — там шло полсотни разных «войн», на которых не только воевали, но и — девять из десяти военнослужащих не-пехотных частей — занимались другими делами. Однажды ротный командир Энди Финлейсон сделал выговор капралу инженерно-саперного подразделения, что его люди отказываются рыть окопы. «Мы не занимаемся таким дерьмом, — возразил капрал. — Это работа пехоты»
[531]. Артиллеристы, кроме передовых наблюдателей, подвергались гораздо меньшему риску, чем пехотинцы. Капитан Чак Худ, 30-летний уроженец Вирджинии, командующий тяжелой батареей, столкнулся с тем, что, хотя его люди самоотверженно воевали в жару и дождь, в грязи и пыли: гигантские 175-мм орудия требовали замены ствола через каждые 300 выстрелов, — в остальное время главной проблемой была скука: «Я ломал голову, чем их занять, чтобы отвлечь внимание от местных деревень и выпивки»
[532].
Артиллеристы участвовали в боевых действиях всего один год, а большинство пехотных офицеров и того меньше — всего шесть месяцев, после чего переводились в спокойные места. Уэстморленд настаивал на более длительных сроках боевых командировок, но Белый дом был против. Такое ограничение позволяло смягчить политический эффект, но было пагубно в военном плане: в американских войсках было мало действительно опытных солдат за исключением немногих «бессрочников». Две трети военнослужащих, побывавших во Вьетнаме и получивших право называть себя военными ветеранами, а также носить медаль «За службу во Вьетнаме» и разглагольствовать о своем ПТСР (посттравматическом стрессовом расстройстве), подвергались не большему риску погибнуть на поле боя, чем риску умереть от «дерьмовой наркоты» или смертельной болезни.
Вспомогательный, технический и логистический персонал в большинстве своем служил на крупных базах; из вьетнамцев они сталкивались только с прачками и проститутками, а из всех тягот военной службы страдали разве что от вони авиационного керосина JP4 и писсуаров. Десантник Джин Вудли назвал бухту Камрань «самым большим сюрпризом в моей жизни. Там занимались серфингом. Ездили на больших машинах. Там было много красивых женщин в модной одежде и мужчин в костюмах. Я сказал себе: „Вот это да! Да тут куда лучше, чем дома!“»
[533] Флотский оператор РЛС Дуайт Браун был с ним согласен: «Бухта Камрань — это был рай как он есть. Будь у меня деньги, я бы остался там жить, это точно. Я чувствовал себя там королем»
[534]. За время «военной службы» Браун потолстел на 20 кг на диете из лобстеров и стейков; бо́льшую часть времени он проводил в вычислительном центре, монтируя музыкальные записи для капитана, который в качестве ответной услуги одалживал Дуайту свой джип. В предместьях Анкхе 1-я кавалерийская дивизия организовала собственный центр «отдыха и восстановления сил» под названием «Город грехов», где можно было купить пару с лишним литров настоящего британского джина Gilbey’s по $1,65 за бутылку и за $5–10 провести ночь с проституткой, прошедшей обследование в дивизионной медсанчасти.
Вот что рассказал чернокожий пехотинец Ричард Форд о еще одной базе: «Мне не верилось, что Нячанг находится во Вьетнаме. На базе были хорошие казармы, горячая вода, кондиционеры и столовые с тремя горячими блюдами на выбор. Это больше напоминало курорт… Все играли в футбол и в баскетбол. И все были белыми. Это возмутило меня больше всего. Все эти белые парни отсиживались в тылу»
[535]. «Зеленые береты», базировавшиеся на острове Фукуок у дельты Меконга, катались на водных лыжах и занимались серфингом в лазурной бухте. Один западный путешественник, посетивший это место, писал: «[Вьетнамским] детям нравилось плескаться на мелководье и глазеть на белокурых гигантов, которые проносятся мимо них по волнам, держась за привязанную к катеру веревку. Но старики неодобрительно качали головами и ворчали. Нигде больше в Южном Вьетнаме я не чувствовал, что меня так сильно ненавидят из-за моего размера и цвета кожи»
[536].
Кто на какую «войну» попадет, во многом было делом случая. Санитар Чарли Шиаб прибыл во Вьетнам, мечтая воевать бок о бок со своими товарищами, с которыми сдружился во время учебы
[537]. Но их как пополнение распределили по разным частям, где им пришлось служить вместе с незнакомыми людьми. Лейтенант Джон Райт вышел из штаба в Дананге бледный как смерть и коротко сказал другу: «Мне конец». Он получил назначение в 1-й батальон 9-й дивизии морской пехоты, который из-за своих ужасающе высоких потерь получил прозвище «ходячие мертвецы». Когда у санитара Дэвида Роджерса закончился срок боевой командировки, его перевели в госпиталь в Кути: «Все врачи и медсестры там были офицерами; они вместе ели и флиртовали друг с другом. После джунглей я словно оказался в другом мире, как в том сериале „Чертова служба в госпитале МЭШ“»
[538].
Лейтенант Джадд Кинн вместе с сержантом прибыл в дивизионный морг для опознания тел. Когда они вошли в рефрижераторный куонсетский ангар, они были неприятно поражены тем, что работники морга слушали армейское радио и гоготали над шутками. Сержант проверил мешки с погибшими из своего батальона и убедился, что на бирках указаны верные данные. «Там был полный ангар этих мешков, — вспоминал Кинн. — Я содрогнулся и подумал, что не хочу вернуться домой в таком виде»
[539]. Филу Капуто также пришлось поработать в морге: «Когда я командовал ротой, я был посланником смерти; когда меня перевели в штаб, я стал ее счетоводом»
[540]. Все мертвые выглядят одинаково, размышлял он, были ли они в жизни белыми, черными или желтыми. Они напоминают восковые манекены: кожа становится бледной и одутловатой, «зрачки — выцветшими серыми, рты широко открыты, словно смерть застала их посреди дикого крика». Если убитых было невозможно опознать по лицу, их идентифицировали по зубам.
Некоторые «освободители» Вьетнама становились жертвами психических расстройств. Сид Берри сетовал на «слабый дух» дивизионного капеллана, который днем и ночью не снимал с себя бронежилет и не выпускал из рук винтовку: «Он проповедует об ужасах войны, говорит, что вьетконговцы скрываются за каждым углом. Пристает к нам с вопросом, закончится ли война к Рождеству… Это недопустимо, чтобы священнослужитель, вместо того чтобы вселять в людей спокойствие и уверенность, распространял страх»
[541]. В конце концов капеллана отправили домой.
