Советник Джордж Бонвилл был физически вымотан требованиями повседневной службы в подразделении ВСРВ: «Встаем в 3:30 утра, быстро перекусываем, едем на грузовиках до Митхо, грузимся на борт [десантных катеров], высаживаемся где-то в дельте Меконга и на рассвете атакуем ВК; другой вариант — грузимся на вертолеты Huey, высаживаемся где-то посреди Камышовой равнины, убиваем / берем в плен нескольких ВК, уходим. Чтобы выйти из оперативной зоны [10–15 км], обычно приходится тащиться по рисовым полям, по жаре, пробираться через каналы с топкими берегами, заросли бамбука и пальм нипа, каждую минуту рискуя быть атакованными партизанами. Если повезет, к вечеру добираемся до Тьогао… Пресный рис с какой-то костлявой местной курицей и безвкусными овощными консервами отбивает любой аппетит. Я заметил, как начала отступать линия десен… Мы также ввели дежурство у радиостанции по ночам — по 2 часа на человека — потому что поняли, что так сильно устаем, что не проснемся, даже если гарнизон атакует ВК и вокруг нас начнут палить из всех орудий»
[554].
Террор Вьетконга был беспощаден. Бонвилл описал типичный случай: после того как мисс Ань, машинистка в штабе округа, отказалась помочь вьетконговцам проникнуть на территорию гарнизона, где жили американские советники, партизаны ночью ворвались в дом, где она жила с родителями. Ань размозжили голову прикладом винтовки, а ее младшего брата зарезали. Бонвилл писал: «Ей было лет двадцать, она была набожной христианкой, очень хорошенькой и настоящей леди. Мы с товарищами обычно сидели по утрам на крыльце и смотрели, как она идет на работу в длинном развевающемся аозай под прелестным зонтиком, защищавшим ее алебастровую кожу от солнца. Она будто не видела наших взглядов, и нам оставалось только гадать, нравилось ли ей то, что иностранные парни восхищаются ее красотой, или нет»
[555]. Советник Майк Саттон рассказывал, что однажды они с десантом высадились у небольшой деревушки в дельте Меконга и первым, что увидели, была обмякшая человеческая фигура, привязанная веревками к дереву. Это был деревенский староста, выпотрошенный ночью партизанами. Его жена была убита не менее зверским образом, а сын был кастрирован. «Я подумал: „Какие варвары“, но потом увидел, что американцы делают не менее ужасные вещи»
[556].
Майк Эйланд, выходец из скромной калифорнийской семьи, не только сумел поступить в престижную военную академию в Вест-Пойнте, но и через три дня после выпуска женился на генеральской дочке. По его словам, в те времена для большинства молодых мужчин обручальное кольцо было единственным способом получить доступ к регулярному сексу, «хотя следовало бы принять федеральный закон, запрещающий молодым офицерам жениться в течение года после выпуска». Он провел три скучных года в Германии, после чего решил оставить карьеру офицера-артиллериста и стать «зеленым беретом» — «у них были крутые кепки»
[557]. Во время обучения он больше всего боялся, что война закончится, прежде чем он успеет на нее попасть. В Форт-Брэгге курсанты читали книгу Бернарда Фолла «Улица без радости», а их неофициальным девизом стало «Poussez!» — «Действуй!», потому что так говорили все герои в учебном фильме об операциях группы УСС в 1944 г. на территории оккупированной Франции.
Первого мая 1966 г. после короткого инструктажа команду А из 12 спецназовцев, которой командовал Эйланд, отправили на самый юго-запад страны, в дикий район на границе с Камбоджей — «нас выбросили буквально в никуда». Там, на берегу реки, на окраине Камышовой равнины — оплота Вьетконга, находился 5-й лагерь спецназа, заброшенный с тех пор, как три года назад его разгромили партизаны. Эйланд и его люди разместились на виллах вокруг старой французской сахарной фабрики, обнесли периметр колючей проволокой и занялись вербовкой бойцов. Как они обнаружили, этот процесс требовал сложных переговоров с местными вождями. В конце концов им удалось сформировать три роты: одну из членов религиозной секты Хоахао, вторую — из дезертиров из ВСРВ и ополчения, и третью — из кхмер-кромов. В последнем им помог вождь кхмер-кромов, обосновавшийся в одном из сайгонских храмов: «Он был готов предоставить любое количество обученных бойцов — вопрос был только в цене, из-за которой он мог торговаться весь день».
Эйланд был захлестнут потоком новых ощущений: буйство зелени, чужая культура, изнуряющая жара, зловоние. Его подразделение, теперь насчитывавшее около 400 человек, начало вести патрулирование группами по четыре человека. Время от времени патрули вступали в перестрелки с партизанами, иногда длившиеся всю ночь. Так как этот район считался зоной свободного огня, всех гражданских лиц, которые встречались на их пути, патрули были обязаны доставлять в лагерь принудительного содержания, который официально именовался лагерем для беженцев. Как справедливо заметил один солдат, «они не были беженцами, пока мы не сделали их таковыми. По сути, мы просто похищали этих людей и заключали под стражу, чтобы лишить врага еды и поддержки».
Первое серьезное столкновение с вьетконговцами произошло менее чем через две надели после того, как команда А прибыла на место. В ночь на 12 мая партизаны атаковали лагерь, застав спецназовцев почти врасплох. В непроницаемой темноте «зеленые береты» что есть мочи палили из своих M-14 и M-79 из окон вилл. К счастью, виллу окружал глубокий дренажный ров, который нападавшие не решались пересечь. «Мы слышали, как они перекрикивались: „Где америкосы?“ — и лазили вокруг периметра. Было ясно, что долго мы не продержимся». Стрельба продолжалась всю ночь, но ни у одной стороны не было осветительных снарядов, а Эйланд не мог вызвать поддержку артиллерии. Большинство завербованных вьетнамских спецназовцев предпочли не геройствовать, спрятавшись подальше от выстрелов, поэтому остались живыми и невредимыми. Те же, кто попытался дать отпор нападавшим, были убиты или ранены. С рассветом американцы обнаружили, что вьетконговцы ушли, уничтожив всю технику и затопив десантный катер, пришвартованный у берега. По всему лагерю лежали тела, в основном защитников. Эйланд был потрясен: «Я никогда раньше не видел столько трупов, особенно разрубленных мачете». Не имея возможности вызвать эвакуационный вертолет, санитар сделал для раненых все, что мог.
Эйланд никогда не испытывал особого доверия к южновьетнамскому спецназу и лишился его окончательно, когда узнал, что набранные ими новобранцы голодают и находятся почти на грани мятежа, потому что их капитан крадет бо́льшую часть риса. Американцы решили взять распределение довольствия в свои руки, но возмущенный капитан подал жалобу, обвинив своих кураторов в недопустимом вмешательстве в местные обычаи. Эйланд и его сержант без всякого разбирательства были освобождены от занимаемых должностей «за отсутствие культурной чувствительности».
В отличие от «зеленых беретов», в службе пехотинцев было меньше экзотики. Чернокожему рядовому Бобу Нельсону больше всего во Вьетнаме нравилось то, что впервые в жизни он не сталкивался с расовыми предрассудками: «Мы заботились друг о друге»
[558]. Один из его сослуживцев, член Ку-клукс-клана, признался, что его отношение к черным полностью изменилось после первого же сражения, когда он окоченел от страха под вражеским огнем и чернокожий «брат» вытащил его на себе с поля боя. Нельсон родился в Южной Каролине — штате с жесткой расовой сегрегацией — в семье горничной и рабочего. Отец умер, когда Бобу было шесть лет; детство он провел с бабушкой и дедушкой на крошечной табачной ферме
[559]. Сразу после школы он записался в морскую пехоту, потому что не смог найти другую работу. Начальная подготовка в легендарном учебном центре Пэррис-Айленд далась ему так же трудно, как большинству других новобранцев; к тому же местные инструкторы называли чернокожих рекрутов «ниггерами». Он навсегда запомнил большой плакат, висевший в полевом учебном центре в Калифорнии: «Научись смотреть смерти в лицо, потому что ты отправишься туда, где царит смерть». Погибнуть как морпех, говорил их сержант, «это хорошая смерть».
