Джон Макнамара писал домой, что его тревожит популярность разговоров о том, что с террористами нужно бороться террористическими же методами: «Несколько лет назад об этом говорили только маргиналы. Если [американский военный] истеблишмент вдруг решит пойти по этому пути, будет прискорбно. Это окончательно оттолкнет порядочных людей… Остерегайтесь ярости центурионов»
[776]. Дон Грэм, служивший в 1-й воздушной кавалерийской дивизии, испытал «прилив гордости»
[777], когда на его глазах полковник прямо в ходе операции освободил от должности командира роты, чьи люди без всякой причины сожгли дома мирных жителей.
Несмотря на то что религиозность была в дефиците — менее одного человека из пяти регулярно посещали службы, а две трети не посещали никогда, — большинство часто бормотали про себя молитвы. В ходе операции «Свифт» в сентябре 1967 г. капеллан Винсент Каподанно успокоил раненого словами: «Сохраняй спокойствие, морпех. Помощь скоро прибудет. Сегодня Бог с нами»
[778]. Позже этот солдат признал, что присутствие капеллана придало ему необычайное чувство умиротворения. Вскоре после этого Каподанно был убит; военное командование посмертно наградило его медалью Почета, а католическая церковь провозгласила «Слугой Божьим». Само по себе присутствие Каподанно на поле боя вызывало глубокое уважение со стороны паствы, но некоторые капелланы перегибали палку. В подразделении, где служил Джеймс Мэй, служитель бога пытался продемонстрировать свое братство с солдатами с помощью таких сомнительных проклятий, как: «Боже, пусть бомбы падают прямо на головы этих маленьких желтых ублюдков». Еще один капеллан был сфотографирован с автоматической винтовкой и гранатами, а один из его коллег любил летать на боевые миссии вертолетным стрелком.
В ходе патрулирования подразделение останавливалось на ночевку ближе к вечеру, по возможности на возвышенности, с которой открывался хороший обзор. Все обычно были покрыты засохшей коркой из красной грязи и пота, которую они с наслаждением оттирали песком на берегу реки, если та протекала рядом с местом стоянки. Уолт Бумер заставлял своих людей бриться: «Я хотел, чтобы они были проворными и хитрыми, как животные, но не хотел, чтобы они превращались в животных». Однако немногие офицеры осмеливались насаждать такую строгую дисциплину, особенно на поздних этапах войны.
Почти каждый вечер солдаты рыли окопы — все ненавидели это занятие, хотя зачастую это было вопросом жизни и смерти. В добросовестных подразделениях пехотинцы рыли окопы на двоих глубиной в метр, проклиная твердый каменный грунт с переплетенными корнями, который начинался сразу под тонким поверхностным слоем глины. Если начинался ливень — обычное дело в тропическом климате, библейские потоки обрушивали пологи из плащ-палаток и размывали стенки окопов, вызывая бурю непристойной брани. Закончив с окопами, приступали к приготовлению ужина — обычно для этого использовались импровизированные горелки из пустых консервных банок с множеством отверстий, где сжигались небольшие кусочки взрывчатки С-4, горевшие ярким белым пламенем с шипением и вспышками. Начинались обмены едой, иногда доходившие до ссор: все любили консервированные фрукты и фруктовые кексы, мало кто, кроме Уолта Бумера, с удовольствием ел лимскую фасоль с ветчиной. Большинство предпочитали стандартным армейским сухпайкам пайки «лурпов», как называли подразделения глубинной разведки, но их было трудно достать. Некоторые готовили себе сложные блюда: например, доставали картофель из картофельно-мясных консервов, разминали его в пюре вместе с сухим заменителем сливок и поливали мясной подливкой, которую готовили отдельно в металлической кружке. На десерт пили растворимый кофе, какао или коктейль из листьев тархуна и заедали крекерами (которые иногда мазали плавленым сыром) или чипсами с луковым вкусом
[779].
После двух недель в полевых условиях сухпайки надоедали до чертиков, а иногда еда и вовсе заканчивалась: если небо заволакивала низкая облачность, полеты вертолетов, подвозивших запасы еды, почту и даже пиво, отменялись. Большинство подразделений время от времени голодали, хотя это и близко не могло сравниться с тем хроническим голодом, который испытывали их враги. Самой большой опасностью, особенно для групп глубинной разведки, был риск лишиться связи из-за севших батарей радиостанции: без связи невозможно было вызвать ни огневую поддержку, ни подкрепление, ни эвакуационные вертолеты. Поскольку курили почти все поголовно, сигареты входили в стандартный армейский набор вместе с леденцами, бритвенными лезвиями, зубной пастой и щеткой, писчей бумагой и карандашами, а также таблетками. Все сосали соляные таблетки, очищали воду таблетками «Галазона», которые придавали воде вкус йода, но все равно не спасали от поноса, от которого, в свою очередь, принимали по две таблетки «Ломотила» четыре раза в день. Помимо этого, все ежедневно глотали таблетки от малярии под пристальным надзором санитара, поскольку некоторые предпочитали подхватить лихорадку, лишь бы не ходить в рейды. В 1967–1968 гг. наркотики уже стали проблемой, но в основном в тыловых частях: офицеры и младшие командиры боевых подразделений еще пользовались достаточным авторитетом, чтобы удержать своих людей от употребления наркотиков в полевых условиях.
По вечерам, расположившись в гамаках или — в те дни, когда вертолеты подвозили запасы, — на расплющенных картонных коробках из-под сухпайков, некоторые доставали потрепанные журналы и книжки в бумажных обложках. Энди Финлейсон жадно глотал книги по истории, политологии, антропологии, романы Конрада, Харди, Хемингуэя, Апдайка, японскую классику наподобие «Повести о Гэндзи» (The Tale of Genji)
[780]. Комиксы, однако, были более популярны. Гарольд Брайан иногда был вынужден читать Библию, которую ему прислала мать, «когда мне не удавалось раздобыть ни одного „Плейбоя“»
[781]. Некоторые просто болтали. Дэвид Роджерс вспоминал: «Мы думали о доме — чем сейчас занимаются наши родные? У меня был друг, сержант, который любил играть в слова. Мы много пережили вместе и были очень близки». В конечном счете все разговоры сводились к заветной теме — DEROS (Date Estimated Return from OverSeas) — «предполагаемой дате возвращения с места службы на заморском ТВД», которая была отпечатана в сердце каждого солдата и по мере ее приближения превращалась в настоящую одержимость. «Песня опытных крыс», сочиненная бойцами 101-й воздушно-десантной дивизии, начиналась такими словами: «Я прибыл в эту страну, / Чтобы отдать ей год моей жизни. / Мой единственный товарищ — моя винтовка, / Моя единственная молитва — остаться в живых». Некоторые носили с собой в патрулирование «дембельские палки» — трости с искусной резьбой; другие ограничивались календарями или придумывали иные фантазийные способы отсчитывать оставшиеся до DEROS дни. В то же время считалось дурной приметой, если новичок спрашивал у бывалого солдата, сколько тот отслужил, — нужно было дождаться, когда тот сам скажет об этом.
