В последние дни войны в австралийском контингенте также возникли дисциплинарные проблемы, хотя далеко не в таком масштабе, как и у американцев, и связанные со злоупотреблением алкоголем, а не наркотиками. По словам Роба Франклина, «мы предпочитали наркоте хороший грог». Официально солдатам выдавалось всего по две банки пива в день; проблема была в «накопительном эффекте»: так, после 20-дневного патрулирования, когда они возвращались на базу, у каждого накапливалось по 40 банок. Однажды австралийский военный трибунал, у которого, надо отдать должное, было немного работы, осудил лейтенанта, застрелившего из пистолета рядового в ходе пьяной драки после неумеренного потребления пива. На Рождество 1970 г. пьяный рядовой открыл стрельбу из винтовки в столовой младшего командного состава на базе «Нуидат», убив двух сержантов и тяжело ранив третьего
[1095]. В предыдущем году два случая фраггинга унесли жизни двух офицеров. Вскоре после своего прибытия во Вьетнам Нил Смит спал в палатке, стоявшей рядом с палаткой лейтенанта Боба Конвери. Когда прогремел оглушительный взрыв, Смит с товарищем скатились с коек и вжались в землю, думая, что начался минометный обстрел
[1096]. Когда дальнейших взрывов не последовало, они выбрались из палатки и узнали, что один из обиженных солдат бросил в койку Конвери гранату — тот погиб на месте. В австралийской армии фраггинг был куда менее серьезной проблемой, чем в американской, но также случался.
Свои короткие «отпуска для отдыха и восстановления сил» австралийские военнослужащие проводили в Вунгтау. Ходили слухи, что вьетконговцы использовали портовый город для той же цели: «Мы знали, что каждый второй парень в этом городе был коммунистом, который приехал сюда, как и мы, отдохнуть от войны. Но это устраивало обе стороны, поэтому там никогда не было стрельбы»
[1097]. Офицеры предпочитали собираться в «Гранд-Отеле», хозяйкой которого была гостеприимная женщина, наполовину француженка, не скрывавшая своей убежденности в том, что ее гости проиграют войну: она сидела на чемоданах, готовая в любой момент сбежать в Европу. Рядовые восстанавливали силы общением с проститутками, возлияниями грога и впечатляющими кулачными боями. По Вьетнаму ходила шутка, что, если вы видите вылетающее из окна бара тело, то либо это тело, либо его метатель обязательно окажется австралийцем.
Между тем в Австралии антивоенные страсти продолжали накаляться. После гибели одного пехотинца активисты позвонили его родителям и заявили: «Ваш сын получил по заслугам»
[1098]. В конце 1970 г. командование прекратило операцию австралийской пехоты на возвышенностях Лонгхай, после того как постоянный поток потерь от мин вызвал бурю негодования внутри страны. В том же году перед возвращением одного из батальонов в Австралию его командир предупредил своих офицеров: «Держите своих парней железной хваткой. Я не хочу, чтобы кто-то из наших ребят отходил прикладом гражданское лицо», которое будет осыпать ругательствами или насмешками. Один офицер признался, что он и его люди были шокированы, когда вернулись домой и увидели исступленные антивоенные протесты: «Мы не понимали этого. Мы считали, что поступили правильно, отправившись туда [во Вьетнам] и сделав то, что мы сделали»
[1099]. В 1972 г. ключевыми пунктами успешной избирательной кампании лидера лейбористов Гофа Уитлэма были отмена призыва и вывод войск. Уитлэм привел свою партию к власти и выполнил обещание: уже к концу года последние австралийские и новозеландские солдаты покинули Вьетнам. В общей сложности через Вьетнам прошло около 60 000 австралийских военнослужащих, из которых в боях погиб 521 человек; из 3890 новозеландцев война унесла жизни 37 человек.
Среди современных австралийских историков широко распространено мнение, что решение Роберта Мензиса отправить войска во Вьетнам было не более чем рефлекторным жестом холодной войны — опрометчивым обязательством, которое его преемники на посту премьер-министра были вынуждены выполнять вопреки своей воле. Между тем австралийский писатель Питер Эдвардс высказывает другую точку зрения, приводя доводы в пользу принятого в 1965 г. решения: «Происходящее во Вьетнаме не рассматривалось Мензисом и его ключевыми советниками как „чужая война“ — они считали, что война, которую ведут там Соединенные Штаты, отвечает интересам национальной безопасности Австралии»
[1100], и, следовательно, они должны оказать им союзническую помощь. Он добавляет, что к 1975 г. стратегическая способность Австралии, Таиланда, Малайзии и Индонезии противостоять коммунистической угрозе значительно укрепилась по сравнению с серединой 1960-х гг. Многие мыслящие люди в этих странах также убеждены, что военные усилия союзников косвенным образом способствовали стабилизации их государственности. Сингапурский премьер-министр Ли Куан Ю часто говорил американцам: «Если бы вы не воевали, нас бы сейчас не было».
Австралийцы и новозеландцы отличились во Вьетнаме, но было бы ошибочно предполагать, как утверждают некоторые их почитатели, что исход войны мог бы быть другим, если бы американцы и в первую очередь южновьетнамцы воевали с той же доблестью и мастерством, что и они. Несмотря на большие потери, коммунисты продолжали поддерживать в зоне ответственности Анзака значительное вооруженное присутствие. Кроме того, как уже не раз подчеркивалось на протяжении этой книги, поражение союзников в этой войне проистекало не столько из их неспособности одерживать победы на полях сражений — они их одерживали, — сколько из отсутствия жизнеспособной политической и общественной системы внутри страны, без которой та была обречена. Доктор Норман Уиндхэм, 60-летний австралийский хирург, был набожным христианином и возглавлял добровольческую медицинскую команду в госпитале в Вунгтау. За время пребывания во Вьетнаме он научился бегло разговаривать по-вьетнамски. В 1967 г. он так написал о настроениях местных жителей: «Большинство хотят, чтобы Вьетнам объединился, но не под властью коммунистов… Однако люди все чаще говорят, что лучше уж любой худой мир, чем вечная война»
[1101]. Два года спустя такие настроения распространились по всему Югу.
Боги войны
Эту войну — и в первую очередь голливудские фильмы об этой войне — трудно представить без такого ключевого персонажа, как вертолет Huey. Конечно, там были и Sea Knights — «Морские рыцари», и Jolly Green Giants — «Веселые зеленые гиганты», и Chinook, и Flying Bananas — «Летающие бананы», и тяжелые транспортные Tarhe, и легкие Jet Rangers, и многие другие. Но ни один из них не мог сравниться в популярности с Huey. Многоцелевой вертолет HU-1 (позже UH-1) Iroquois был разработан в 1950-х гг. компанией Bell для нужд армии и стал одной из самых массовых машин в истории вертолетостроения. Он стал символом колоссальной и, казалось, непобедимой мощи Соединенных Штатов — и впоследствии их удручающего бессилия. Модификация UH-1D, самая распространенная из многочисленных последующих вариаций, впервые прибывшая во Вьетнам в 1963 г., представляла собой четырехтонную «стрекозу» с двигателем от Lycoming, способную развивать максимальную скорость больше 200 км/час. Транспортный вариант — slick — «скользкий» на армейском сленге — мог нести девятерых солдат в полной экипировке; медицинский эвакуационный вариант — dust-of — вмещал шесть носилок; ударно-штурмовой вариант — gunship — был оснащен различными комбинациями ракет, скорострельных пулеметов и другого автоматического оружия. В общей сложности было построено 16 000 единиц этих машин; в плохие времена американцы теряли до 1000 вертолетов в год из-за вражеского огня, технических неисправностей или ошибок пилотов. Даже те, кто ненавидел войну, любили Huey — любили ощущать бьющий в лицо поток свежего воздуха, когда ты сидишь в открытом дверном проеме, уперевшись ботинками в полозья и небрежно держась за стальную стойку, и твоему взору с высоты 300 м предстают живописные пейзажи Юго-Восточной Азии с их сочной, глянцевой зеленью, извилистыми венами рек и ячейками рисовых полей.
