Безусловно, Киссинджер заслуживает благодарности американского народа, за то что помог ему выбраться из этого затяжного кошмара, сохранив хотя бы видимость достойного ухода. Но вьетнамскому народу не за что благодарить этого человека: его тщеславное согласие принять Нобелевскую премию мира, от которой предусмотрительно отказался Ле Дык Тхо, лишь увеличило неизгладимое пятно на его репутации. Большинство вьетнамцев, которым пришлось бежать из коммунистического Вьетнама, по сей день ненавидят Киссинджера за совершенное США предательство. Южновьетнамский историк Нгуен Ки Фонг выносит на удивление сдержанный вердикт: «Его задачей было сделать все возможное, чтобы вытащить американцев из Вьетнама. И он это сделал»
[1373].
Война флагов
Когда в январе 1973 г. северовьетнамская военная делегация приземлилась в Таншонняте, на взлетно-посадочной полосе вышла заминка: прибывшие отказались выполнять процедуры паспортного контроля, поскольку это означало бы признание легитимности Республики Вьетнам. Немногочисленные американские зрители могли позлорадствовать, видя, как их бывшие враги в буквальном смысле слова обливаются потом на раскаленном бетоне, но в конце концов формальности было решено опустить. Лейтенант Нгиен Кхием, который в тот день командовал ротой охраны южновьетнамских ВВС, вспоминал: «Они [северяне] говорили и вели себя, как люди, которые знали, что они — хозяева положения»
[1374]. Его солдаты спросили: «Лейтенант, они что — все генералы?» Обилие золотых звезд на униформе северян всех рангов сбивало южан с толку.
Коммунистический лагерь ликовал. Один командир отделения ВНА вспоминал: «Наш боевой дух вознесся до небес. Мы были уверены, что стоим на пороге победы»
[1375]. Его солдаты праздновали каждый день, «потому что мы думали, что теперь все мы вернемся домой живыми». С завершением бомбардировок тропы Хо Ши Мина снабжение сил ВНА на Юге, особенно продовольствием, заметно улучшилось. Ветеран войны полковник Ан писал: «Казалось, будто кто-то вдруг нажал кнопку „Выключить“ на орущем магнитофоне — весь шум внезапно прекратился и наступила тишина»
[1376]. Северяне наслаждались возможностью спать всю ночь, есть на открытом воздухе, смотреть на небо, не высматривая вражеские самолеты. Прибывшие с Севера театральные труппы устраивали для солдат представления, некоторые из которых, в безопасном отдалении, смотрели и южновьетнамские солдаты. Подразделение Бао Ниня начало получать предметы хозяйственно-бытового обихода и даже книги, «хотя там была только непригодная для чтения пропагандистская литература»
[1377].
Были и моменты братания. Студент Ханойского университета по имени Чи разговорился со своим ровесником из Сайгона, которому также пришлось прервать учебу и пойти в армию. Они сошлись во мнении, что солдат должен выполнять свой долг независимо от того, на какой стороне он воюет, а вся вина за войны лежит на тех, кто находится у власти. По всей стране, как грибы, вырастали пропагандистские щиты наподобие того, что появился среди тростниковых зарослей на границе контролируемого Вьетконгом района: «Солдаты, откажемся от мести! Теперь мы должны дружить и восстанавливать страну!»
[1378] По словам Май Эллиотт, «был недолгий всплеск оптимизма. Не то чтобы люди сомневались в том, что коммунисты в конце концов победят, но все надеялись, что это произойдет не скоро»
[1379].
Сотрудник ЦРУ в Сайгоне Мерл Приббеноу был поражен тем, что некоторые сотрудники Госдепартамента искренне считали, что у Южного Вьетнама есть шансы на выживание. Шеф вьетнамского отдела ЦРУ лично прилетел из Лэнгли в Сайгон, чтобы узнать мнение младшего персонала на местах. «Почти все из нас были уверены, что Ханой не отступится, — сказал Приббеноу, — и будет еще одно крупномасштабное наступление. Однако руководство Управления высказывало официальное мнение, что это можно предотвратить, поскольку Север серьезно ослаблен после военной кампании 1972 г., и, предложив ему экономическую помощь, США получат рычаг влияния»
[1380].
Такой оптимизм имел под собой некоторые основания: в первые недели после подписания Парижского соглашения в Ханое раздавались голоса, в том числе и Зяпа, призывавшие соблюдать условия договоренностей. Постаревший генерал считал, что их обескровленная войной страна отчаянно нуждается в передышке и обещанных США деньгах. Но Ле Зуан, как всегда, отверг даже мысль о возможном соглашательстве. Этот железный человек, гордившийся своей способностью подчинять человеческие слабости делу революции, на расширенном заседании Политбюро 27 марта 1973 г. заявил, что их задача — продолжать наращивать военное давление на Юге, хотя и стараясь делать это так, чтобы обвинения в нарушении соглашения о прекращении огня ложились на другую сторону.
Таким образом, Ханой принял стратегическое решение: продолжать войну. Несмотря на сокращение советской и китайской военной помощи, Северный Вьетнам накопил достаточные запасы оружия, а прекращение ударов американской авиации положило конец массовым потерям людей и техники. В 1973 г. на Юг было отправлено 27 000 тонн оружия и боеприпасов, 40 000 тонн риса и 6000 тонн горючего — в четыре раза больше, чем в предыдущем году. Переброска свежих войск — 100 000 солдат в том же году совершили переход по тропе Хо Ши Мина — увеличили силы коммунистов южнее ДМЗ до 400 000 человек. Киссинджер призывал принять меры, чтобы остановить эти потоки, но даже и до наложения конгрессом вето Никсон, которому очередные разоблачения Уотергейта наносили удар за ударом, утратил охоту возобновлять бомбардировки Индокитая.
Не только северяне отправили Парижское соглашение в мусорную корзину. Президент Тхиеу — и его вполне можно было понять — не мог смириться с тем, что значительные территории его страны оставались в руках коммунистов. Некоторые историки утверждают, что Парижские соглашения могли бы обеспечить устойчивое мирное урегулирование, если бы обе стороны соблюдали его положения. Однако вряд ли можно всерьез говорить о том, что страна, которая в результате условия о прекращении огня на позициях, зафиксированных на момент подписания соглашения, превратилась в лоскутное одеяло из подконтрольных правительству территорий и коммунистических анклавов, границы которых были обозначены тысячами соперничающих флагов, могла долгое время сохранять политическую и экономическую жизнеспособность. Более того, 50-летний Тхиеу столкнулся с непредвиденной проблемой. На протяжении многих лет, находясь в президентском кресле, он послушно выполнял все пожелания своих американских спонсоров, однако теперь многие из них хотели только одного: чтобы он исчез. Кларк Клиффорд, министр обороны при Линдоне Джонсоне, публично назвал южновьетнамского президента главным препятствием на пути к миру, заявив, что его уход позволит «сформировать в Сайгоне действительно нейтральное и представительное правительство, которое сможет добросовестно и конструктивно вести переговоры с другой стороной».
