Осенью 1973 г. иностранный журналист посетил южновьетнамское военное кладбище в Бьенхоа, где было похоронено более 12 000 солдат — крошечная доля общенациональных потерь. После заключения «перемирия» каждый день там добавлялось с десяток новых могил: 6600 южновьетнамских военных погибли за первые три месяца после заключения парижской сделки. Журналист писал: «Воздух был наполнен рыданиями вдов и плачем детей, и сквозь эти стенания доносился глухой стук лопат, роющих могилы для очередной партии покойников на следующий день»
[1389]. Вместе с бременем ведения войны на государство Тхиеу обрушился и тяжелый экономический кризис. На протяжении десяти лет, помимо производства риса, основным источником доходов для значительной части южан было обслуживание легионов сказочно богатых иностранцев. Теперь же 2 млн городских жителей — треть рабочей силы — остались без работы. Владелец автосалона в Сайгоне обанкротился, когда продажи упали с сотни автомобилей в августе прошлого года до одной машины в месяц. Из магазинов исчезли телевизоры, скутеры, импортные сигареты. Цена на рис выросла в два раза. Скачок цен на нефть и удобрения, спровоцированный войной на Ближнем Востоке в октябре 1973 г., сделал выращивание «чудо-риса» экономически нерентабельным и разорил множество фермеров. В декабре диверсанты ВНА уничтожили половину сайгонских нефтехранилищ. Инфляция достигла 30 %, затем 40 %.
Молодой офицер ВСРВ поделился рассуждениями со своим другом-журналистом Гэвином Янгом: «Чтобы бороться с коммунизмом, существуют моральные и материальные причины, верно? Но что мы сейчас имеем в Сайгоне? Безработицу, растущие цены и коррупцию. У людей нет никаких моральных или материальных аргументов, поэтому в Сайгоне нет настоящего патриотизма. Так где же нам взять силы сопротивляться? Мы хотим сопротивляться — ты знаешь, большинство из нас не хочет коммунизма, — но не можем! Разве это не трагедия, а, Гэвин?»
[1390]
Молодой офицер был прав. В 1970 г. в Южном Вьетнаме была запущена программа реформирования землевладения «Земля — земледельцам», в рамках которой за три года были практически искоренены крупные землевладельцы-арендодатели и 1,2 млн семей получили в собственность земельные участки, которые они обрабатывали на протяжении многих десятилетий, — общей стоимостью почти в $0,5 млрд. Но эта радикальная мера была предпринята слишком поздно, как и начало нефтепоисковых работ в прибрежных водах ЮВ, где в итоге были обнаружены запасы объемом 1,5 млрд баррелей; в течение следующего десятилетия добыча нефти обеспечила казну Вьетнама беспрецедентным для нее потоком доходов. Но это было все равно что сказать смертельно больному пациенту, что он получит огромное состояние… если проживет достаточно долго.
Режим Тхиеу оставался хронически неэффективным; боевой дух армии падал на фоне усугубляющейся нехватки боеприпасов и других материальных средств ведения войны. Последнее было следствием не столько скупости конгресса, сколько того факта, что американцы создали южновьетнамскую военную машину по собственному образцу, зависящей от дорогостоящих технологий и более расточительной — в 1974 г. она по-прежнему потребляла 56 тонн боеприпасов на каждую тонну, израсходованную коммунистами, — но менее эффективной, чем более простая и неприхотливая военная машина коммунистов. Коррупция оставалась тяжелой системной болезнью: Жак Лесли из Los Angeles Times раскрыл мошенническую схему, посредством которой высокопоставленные чины ВСРВ продавали гильзы снарядов, произведенные до 1968 г., как латунный лом в Сингапур по головокружительным ценам. Это только подтвердило убежденность Дэвида Эллиота в том, что «никакое увеличение американской помощи в 1973–1975 гг. не изменило бы исход, поскольку вся она осела бы в карманах генералов»
[1391]. Как заметил сотрудник политического отдела посольства Хэл Мейнхейт, «это было глубоко расколотое общество, где у людей не было ощущения общей цели»
[1392]. Один майор ВСРВ писал: «Народная поддержка сайгонского режима стремительно слабела. Было много приспособленцев, которые раньше стояли на стороне правительства, а теперь, предвидя победу коммунистов, переметнулись на их сторону»
[1393].
Президент Тхиеу, писал тот же офицер презрительно и отчасти справедливо, был «слишком безвольным, чтобы установить диктатуру
[1394]… Какая еще воюющая страна в истории допускала такой разгул критики в адрес правительства? Сколько еще стран третьего мира разрешали своим журналистам публично нападать на коррумпированных министров и генералов и бичевать своего президента?» Предательство было вездесущим. В своем обескураживающем докладе Сэм Адамс из ЦРУ пришел к выводу, что инфраструктура южновьетнамского режима напоминала швейцарский сыр: примерно 12 000 коммунистических информаторов служили в правительственных структурах и вооруженных силах ЮВ
[1395]. Когда капитан Фан Тан Нгыу возглавил разведывательный отдел Специальной службы полиции в Тэйнине, он заметил, что его водитель после работы часто исчезает в направлении камбоджийской границы. Слежка показала, что тот встречается с вьетконговцами, и на последующем допросе водитель признался, что получил приказ убить Нгыу. «Простите меня», — сказал предатель, прежде чем его увели в камеру.
В начале 1974 г. аналитики Госдепартамента США подготовили доклад о перспективах Южного Вьетнама, опираясь на «анонимные» источники — сотрудников сайгонской миссии, чьи мрачные оценки посол США Грэм Мартин, заменивший Эллсворта Бункера в июле предыдущего года, запретил телеграфировать в Вашингтон
[1396]. Хэл Мейнхейт, один из авторов доклада, рассказал: «Мы пришли к выводу, что в случае прекращения крупномасштабной помощи США перспективы режима очень пессимистичны»
[1397]. Штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли, где теперь заведовал Уильям Колби, оспорила этот вывод, саркастически заявив, что такое нагнетание страстей со стороны Госдепартамента имеет целью оправдать неумеренные запросы нового посла на увеличение финансирования. 4 января 1974 г. на фоне обострившихся боевых действий президент Тхиеу выступил с речью в Кантхо, где некогда служил командующим IV корпусом, заявив: «Мы не можем сидеть сложа руки. Мы обязаны предпринять соответствующие действия, чтобы дать отпор агрессивным действиям со стороны коммунистов. Война начинается снова». Вашингтон был в ярости как от поведения Сайгона, пытавшегося любой ценой расширить свои территории, так и от поведения Ханоя, старавшегося их сократить: оба ставили инсценированный США шаткий мир на грань краха.
