В 1950 г., после неудачного покушения на него агентов Вьетминя, Зьем покинул Вьетнам. Первые два года изгнания он провел в семинарии католического общества «Мэрикнолл» в Лейквуде, штат Нью-Джерси, где жил в семинарском общежитии и смиренно выполнял черную работу по хозяйству. Однако там же он свел знакомство с такими влиятельными собратьями по католической вере, как кардинал Спеллман, судья Верховного суда Уильям Дуглас, и сенаторы Майк Мэнсфилд и Джон Кеннеди, которых Зьем впечатлил своей пылкой ненавистью к колониализму и коммунизму. В 1953 г. он перебрался в бенедиктинский монастырь в Бельгии, где наладил важные связи с французами, а также каким-то образом завоевал доверие Бао Дая, находившегося тогда в изгнании под Каннами. Его хваткий младший брат Ню — будущий политический советник президента, получивший зловещее прозвище Серый Кардинал, — сыграл важную роль в продвижении Зьема к власти.
Назначение Зьема премьер-министром, после которого он 26 июня 1954 г. без громких фанфар вернулся в Сайгон, никак не отразилось ни на его аскетизме, ни на его гипертрофированном самомнении. Убежденный в том, что безупречная религиозность наделяет его моральным превосходством над остальными, он рассматривал власть как принадлежащую ему едва ли не по праву помазанника Божьего, что, как и короля Англии Карла I за три века до этого, привело Зьема к печальному исходу. Зьем считал безопасность Южного Вьетнама исключительно военной проблемой, и в 1955 г. ввел всеобщую воинскую повинность. Он не пытался приобрести новых друзей или помириться со старыми врагами. Он единолично принимал решения и требовал их беспрекословного выполнения, сам работая по 16 часов в сутки. Одержимый желанием докопаться до всех деталей, он мог беседовать с иностранными послами и журналистами по четыре часа кряду без перерывов на отдых; иногда он лично подписывал выездные визы. В отличие от Хо Ши Мина, который был остроумным собеседником, Зьем был напрочь лишен чувства юмора, особенно когда дело касалось его самого. Проблема финансов — национального дохода его новой страны — счастливо разрешилась сама собой: 12 августа 1954 г. Совет национальной безопасности США заключил, что в свете «теории домино» в этом регионе Юго-Восточной Азии было чрезвычайно важным восстановить престиж Запада, серьезно пострадавший из-за поражения Франции. Неделю спустя Эйзенхауэр подписал директиву NSC5429/2, которая превратила США в главного спонсора Южного Вьетнама.
Пожалуй, самым серьезным недостатком сайгонского режима было то, что практически никто из его ключевых фигур, ни даже людей рангом пониже не участвовал в борьбе за независимость, более того, многие из них раньше служили французам. Вопреки данному обещанию предоставить амнистию активистам Вьетминя, Зьем принялся сажать их в тюрьмы и специально созданные концлагеря. Французский премьер-министр Эдгар Фор утверждал, что этот низкорослый фанатик «не только не способен управлять государством, но и явно безумен», и руководство США все чаще склонялось к этой мысли. Но на кого еще они могли сделать ставку? В 1961 г. вице-президент Линдон Джонсон высказался со всей прямотой: «Черт побери, это был единственный годный парень, которого мы там нашли!» В 1954 г., несмотря на серьезные сомнения, в крошечном кругу образованной элиты Сайгона американцы попросту не смогли найти более подходящего кандидата на пост премьер-министра новой страны.
Среди первых американцев, которые начали вести игру на вьетнамской сцене, был знаменитый полковник ВВС Эдвард Лансдейл, 48-летний глава сайгонской Военной миссии. В обязанности миссии, помимо прочего, входило проведение секретных операций на территории Северного Вьетнама, но эта деятельность была не особо успешной: диверсионные вылазки стоили свободы или жизни практически всем местным жителям, которые имели глупость завербоваться к американцам. Лансдейл стал первым в череде «актеров», которых вашингтонские «импресарио» в течение последующих двух десятилетий выводили на вьетнамскую сцену в своих попытках найти подходящего исполнителя на роль «Лоуренса Индокитайского». Бывший руководитель рекламного агентства, обладавший замечательным даром втираться в доверие, Лансдейл установил тесные отношения с Зьемом, который, казалось, был готов прислушиваться к Вашингтону. Прежде чем прибыть в Сайгон, полковник блестяще проявил себя на Филиппинах, где помог президенту Рамону Магсайсаю подавить коммунистическое партизанское движение «хуков». И теперь Даллес поручил ему повторить этот успех во Вьетнаме. Соотечественники в Сайгоне относились к Лансдейлу по-разному. Некоторые считали его «неуправляемой ракетой», хотя один из его коллег позже сказал: «Я уважал его за то, что он умел внимательно слушать всех — и американцев, и вьетнамцев, а также за его проницательность и прагматичность. Он четко понимал, что было возможно, а что нет»
[149]. Лансдейл не переставал твердить Зьему, что тот должен завоевать умы и сердца своего народа.
Интриги, которые плел полковник за кулисами, были довольно противоречивы. Предположительно именно он стоял за срывом попытки военного переворота в октябре 1954 г. Он подкупил предводителей религиозных сект Каодай и Хоахао с их внушительными армиями, выплатив им несколько миллионов долларов из кармана ЦРУ в обмен на обещание поддерживать Зьема. Он также попытался заключить сделку с Бай Вьеном, боссом могущественной мафиозной группировки Бинь Сюйен, которая контролировала империю борделей и опиумных притонов в Шолоне
— густонаселенном китайском квартале Сайгона. В центре этой империи, за высокими стенами, находилось казино «Великий мир» — Дай Тхе Зёй — 50 деревянных строений с жестяными крышами, вмещавшими 200 игорных столов. Вьена охраняли «зеленые береты» — частная армия численностью в 40 000 человек, а также французы.
В те дни бывшие колониальные правители отчаянно боролись за влияние с американцами, «новыми парнями на районе», что порой приводило к трагикомическим стычкам. Лансдейлу нравилось рассказывать историю о том, как однажды в вестибюль дома, где жили служащие американского посольства, кто-то стал подкидывать гранаты
[150]. Сотрудники ЦРУ пришли к выводу, что это была попытка запугивания со стороны галлов. Вечером Лу Конейн, главный в американской военной миссии эксперт по разборкам, отправился в «Адмирал», самое популярное французское заведение в Сайгоне, вытащил из кармана гранату, выдернул чеку и, размахивая ею перед помертвевшими от страха посетителями, произнес поучительную речь на их родном языке: «Я знаю, все вы очень огорчены тем, что американцы в Сайгоне, и особенно наши секретари посольства, не чувствуют себя в безопасности. Я обещаю вам: если произойдет какое-либо недостойное и прискорбное событие, и у вас, и у нас будет повод для слез». После этого он вставил чеку обратно в гранату и удалился. Больше никто не пытался запугивать сотрудников посольства.
Когда все попытки Лансдейла подкупить Бай Вьена провалились, американцы стали опасаться, что при поддержке французов главный мафиози вполне может взять верх над премьер-министром. Британские наблюдатели были столь же пессимистичны; в своем докладе в Лондон британский дипломат писал: «Г-н Зьем обладает многими качествами национального революционного лидера, посвятившего себя спасению своей страны, — а именно смелостью, порядочностью, целеустремленностью, убежденностью и непримиримой враждебностью к коммунизму»
[151]. К сожалению, продолжал дипломат, ему также присуща «неспособность к компромиссам» и «ограниченная способность к административному управлению». После того как генерал Джозеф Коллинз по прозвищу Джо-Молния, в 1944–1945 гг. командовавший корпусом армии США в Европе, посетил Вьетнам в качестве личного посланника президента Эйзенхауэра, по возвращении в Вашингтон он заявил, что США поддерживают неудачника. Позже Коллинз сказал: «В целом мне понравился Зьем, но я пришел к выводу, что ему не хватает силы характера, чтобы совладать со всем этим диким скопищем персонажей, которые его окружают». 27 апреля 1955 г. в 18:10 вечера Даллес отправил из Вашингтона в Сайгон телеграмму, в которой санкционировал смещение премьер-министра, словно речь шла об увольнении не оправдавшей ожиданий горничной.
