Следующим важным событием стал переезд Ле Зуана на Север. Летом 1957 г. он получил приказ прибыть в Ханой, но первое время после приезда их с товарищем держали под охраной в гостевом доме. Эта мера предосторожности, вероятно, была вызвана продолжающейся борьбой за власть, обострившейся на фоне затяжного экономического кризиса. Однако Ле Зуан с товарищем каждый вечер выбирались из номера и отправлялись в город поразвлечься — посмотреть представление в театре «Хонгха» и т. п.
[170] В конце концов охранники прокололи шины на их велосипедах, чтобы удержать в гостинице. По слухам, Ле Зуан жаловался на то, что Политбюро хотело спокойной жизни: «Они бросили нас»
[171].
Чем дольше он оставался в Ханое, тем лучше понимал, что в случае начала новой войны рассчитывать на поддержку Москвы или Пекина не стоит. Тем не менее бешеная энергия позволила ему в последующие месяцы взять верх над всеми оппонентами и приобрести огромное влияние в Политбюро, не в последнюю очередь благодаря поддержке близкого друга и соратника Ле Дык Тхо, которого один высокопоставленный партийный функционер охарактеризовал как «молчаливого человека с холодным умом и сердцем»
[172] и который впоследствии станет визави Генри Киссинджера на Парижских мирных переговорах 1972–1973 гг. Заслуги Ле Зуана, пострадавшего за дело революции больше, чем любой другой член Политбюро, наделяли его огромным авторитетом. Ему приписывают знаменитую фразу: «Разговаривать с империалистическими бандитами бессмысленно — нужно взять молот и снести им голову». В декабре 1957 г. секретарь ЦК партии был снят с должности из-за серьезных ошибок в ходе проведения аграрной реформы. Зяп казался естественным кандидатом на его место. Но вместо него у руля партии встал Ле Зуан.
Ле Ван Нюан — настоящее имя Ле Зуана — родился за полвека до описываемых событий в северной части Южного Вьетнама в семье плотника и стал убежденным революционером задолго до того, как Хо вернулся из изгнания. Сила его личности делала его непререкаемым лидером, хотя более деликатных партийцев отталкивали его чрезмерная прямолинейность и полное пренебрежение социальными условностями. Он презирал слабость во всех ее проявлениях, как человеческую, так и идеологическую, признаки которой он явно видел в Зяпе и — хотя он никогда не осмелился сказать об этом открыто — в стареющем Хо Ши Мине. Его личная жизнь оставалась загадкой до самой его смерти. Только в начале XXI в. его вторая жена, бывшая связная во вьетминевском подполье, Нгуен Туй Нга, рассказала свою трагическую историю
[173].
В 1956 г. на праздник Тет — вьетнамский Новый год, когда Ле Зуан все еще находился на Юге, Нга решила посетить его отца, жившего недалеко от Ханоя. Когда она с подарками — медом, корнями женьшеня и несколькими метрами шелка «хадонг» — явилась в дом свекра, там, к своему удивлению, она обнаружила первую жену своего мужа. Та, узнав о существовании Нга, разразилась рыданиями. Несколько месяцев спустя домой к Нга нагрянула группа партийных чиновников: у коммуниста, сказали они, тем более занимающего такой высокий пост, как Ле Зуан, не может быть две жены. Она должна отказаться от брака. Как мать двоих детей, Нга была ошеломлена и сказала, что не будет ничего решать, пока ее муж сам не приедет в Ханой, что вскоре и произошло. Не снисходя до каких-либо извинений, он «сделал» ей третьего ребенка, после чего передал на попечение Центральной женской ассоциации, которая направила ее «на учебу» в Китай.
Отправив вторую жену в изгнание в Китай, Ле Зуан принялся писать ей письма, порой очень страстные. «Я люблю тебя, — писал он в одном из них, — я так сильно тебя люблю. Не позволяй малозначительным внешним обстоятельствам и несчастливым событиям сбить себя с толку. Дорогая моя, любовь побеждает все препятствия. Если ты меня любишь, тебе будет под силу преодолеть все проблемы и трудности». Нга изредка виделась с мужем, когда тот по государственным делам приезжал в Пекин; один раз она даже встретилась с Хо Ши Мином. Ее трое детей остались вместе с отцом во Вьетнаме, и Нга в отчаянии рыдала, когда узнала, что тот отдал их на воспитание своей первой жене. Через несколько лет ей разрешили ненадолго вернуться во Вьетнам, чтобы увидеться с детьми. Она провела три дня с Ле Зуаном, который, казалось, испытывал «смесь неловкости и недовольства». В 1964 г. Нга командировали в дельту Меконга для ведения пропагандистской работы, и она не видела своих детей до 1975 г. Ее мемуары позволили нам немного заглянуть в закулисную жизнь этого удивительного человека и Партии, которой он посвятил свою жизнь.
Растущее осознание того, что мирное воссоединение страны невозможно, стало одним из ключевых факторов, подтолкнувших Ханой встать на путь радикализма. В ноябре 1958 г. на пленуме Партии была принята Резолюция № 14, которая продвинула северовьетнамскую революцию на еще один важный шаг вперед — к коллективизации сельского хозяйства. В следующем месяце в одном из лагерей в Южном Вьетнаме якобы от пищевого отравления умерло большое число заключенных, среди которых было немало коммунистов. В начале следующего года Политбюро стало получать поток эмоциональных писем из южновьетнамских деревень, совершенно очевидно написанных местными коммунистами. «Дядюшка Хо! — гласило одно из них. — Американцы и Зьем творят слишком много зла. Мы просим твоего разрешения отрезать им головы»
[174]. После бурных дебатов, длившихся нескольких недель, Центральный комитет партии принял в итоге Резолюцию № 15, которая стала важным шагом к эскалации. С характерной для коммунистов громкой обличительной риторикой она санкционировала более агрессивные действия: «Только торжество революции может облегчить тяжелую участь обездоленного и угнетаемого народа Юга, положив конец порочной политике американских империалистов и их марионеток, которые стремятся расколоть нашу нацию и провоцируют войну». По сути, Резолюция № 15 дала зеленый свет подготовке к войне. В последующие месяцы около 4600 «добровольцев» — позаимствованный у китайцев эвфемизм, которым те называли свои воевавшие в Корее войска, — отправились в новую зону военных действий. Большинство из них были южанами, которые «перегруппировались» на Север после раздела страны. Было принято решение о создании так называемого Стратегического маршрута 559 — секретного пути между Северным и Южным Вьетнамом, пролегавшего через нейтральный Лаос, который вошел в историю как «тропа Хо Ши Мина». Была возвращена трехлетняя воинская повинность. Как впоследствии сказал один из членов ЦК, участвовавших в принятии Резолюции № 15, «только в 1959 г. мы окончательно пришли к признанию того, что никаких всеобщих выборов не будет, что Зьем просто уничтожает наш народ. Все признаки говорили о том, что США будут наращивать свое присутствие и, следовательно, единственный путь к объединению страны лежит через насилие»
[175].
