Кеннеди и его соратники-крестоносцы были убеждены, что ведут борьбу не на жизнь, а на смерть с мировым коммунизмом. Президент сказал о НФОЮВ и ему подобных: «Эти войны ни в коей мере нельзя назвать освободительными… они ведутся против свободных наций». В этих словах была немалая доля правды, хотя тогдашние американские либералы и их будущие преемники пытались это отрицать. Но в них также была изрядная доля лжи, поскольку, каким бы уродливым ни был правящий режим в Северном Вьетнаме, режим Зьема на Юге отличался от него разве что тем, что народ там не голодал.
Монархия Макнамары
Пожалуй, наиболее примечательным фактом процесса выработки американской политики по Вьетнаму в период с 1961 по 1975 г. было то, что вьетнамцы редко, если вообще когда-либо, приглашались к участию в нем. Администрации США последовательно отказывали людям, родина которых располагалась непосредственно на театре военных действий, в праве голоса и в возможности самим определить собственную судьбу — это было чисто американским делом. Посол США в Сайгоне в 1961–1963 гг. Фредерик Нолтинг по прозвищу Фриц однажды предупредил министра обороны Роберта Макнамару, что «трудно, если вообще возможно, установить двигатель от „Форда“ на вьетнамскую воловью повозку»
[216]. Министр с ним согласился, но продолжал делать именно это. В романе Дэвида Халберстама «Лучшие и умнейшие» есть замечательный эпизод: после первого заседания «Круглого стола» Кеннеди, в котором участвовали Макнамара, Раск, Банди, Шлезингер, Ростоу и другие блистательные интеллектуалы, переполненный энтузиазмом Линдон Джонсон отправился к своему другу и наставнику Сэму Рэйберну, спикеру палаты представителей, чтобы рассказать ему об этой группе «ярких умов». Но язвительный ответ Рэйнберна остудил его пыл: «Что ж, Линдон, возможно, ты и прав, и все эти люди действительно так умны, как ты говоришь. И я бы тоже в это поверил, если бы кто-нибудь из них хотя бы раз в жизни баллотировался на пост шерифа»
[217]. Или был бы лично знаком с несколькими вьетнамцами, можем добавить мы.
Когда Макнамара вместе с Максом Тейлором посетил Вьетнам, один из вьетнамских очевидцев писал, что министр обороны адресовал бо́льшую часть вопросов американским военным в Сайгоне, а не тем, кто непосредственно участвовал в боевых действиях: «Некоторые [американские офицеры] выглядели как нашкодившие школьники перед строгим директором… Однажды министр привел в большое замешательство вьетнамского офицера разведки и его американского коллегу, спросив, сколько наших секретных агентов работает в стане врага»
[218]. Ответом было «ни одного», и такая ситуация сохранялась еще долгое время. Только в 1969 г. ЦРУ сумело внедриться в коммутационную схему коммунистического руководства.
Администрация США не испытывала недостатка в советах от всевозможных гуру внешней политики. Холодная война породила изобилие «мозговых центров», готовых подвести технологический и аналитический фундамент под любую внешнеполитическую стратегию, и прежде всего стратегию ядерного сдерживания. Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны, известное как DARPA, созданное в 1958 г. на волне шока после запуска советского спутника, предложило широкий спектр методов борьбы с повстанцами той или иной степени изощренности. Именно DARPA стало вдохновителем программы химической дефолиации с использованием агента «Оранж». В стратегическом исследовательском центре RAND Corporation в Санта-Монике работало много умных людей, но каким-то удивительным образом результаты его исследований редко противоречили тем политическим линиям, к которым склонялись его главные спонсоры, например ВВС США.
Вполне ожидаемо, что Макнамара положительно отзывался о работе RAND, чьи выводы в большинстве случаев подтверждали результаты его собственного системного анализа. Когда британский академик профессор Майкл Говард посетил штаб-квартиру RAND в Санта-Монике, он также был впечатлен собранными там интеллектуальными ресурсами, но впоследствии писал, что агентство показалось ему «монастырем, населенным умнейшими богословами, которые, однако, жили в полном отрыве от реального мира… В частности, аналитики центра ошибочно полагали, что все, что связано с войной, поддается точной количественной оценке»
[219]. Особенно Говард был шокирован жаркими дебатами о том, сколько времени потребуется на восстановление Лос-Анджелеса после ядерной атаки.
С приходом Кеннеди руководство RAND, чутко державшее нос по ветру, осознало, что борьба с повстанческим движением во Вьетнаме обещает стать крупным бизнесом, и в 1961 г. отправило в Сайгон первого эмиссара. В последующие годы агентство играло важную консультативную роль. Почти никто из его интеллектуалов не ставил под сомнение целесообразность американского вмешательства: заразившись миссионерским пылом, они просто пытались найти способы, как лучше выиграть эту войну. Как позже заметил аналитик Алекс Джордж, «в RAND не было пацифистов»
[220]. В начале 1960-х гг. большая часть аналитических исследований велась в Санта-Монике, поскольку мало кто из сотрудников агентства выразил желание перебираться в Сайгон.
Справедливости ради надо отметить, что в те дни не только администрация Кеннеди, но и многие лидеры Юго-Восточной Азии, в том числе сингапурский премьер-министр Ли Куан Ю, были убеждены и открыто заявляли о том, что победа над коммунистами во Вьетнаме имеет решающее значение для сохранения региональной стабильности. Некоторые ключевые союзники США считали так же. Хотя британское правительство расценивало положение США в Индокитае как очень шаткое, министр иностранных дел лорд Хоум писал: «Я надеюсь, что американцы смогут там удержаться»
[221]. Несмотря на всю свою осторожность, даже британцы были вынуждены признать: теперь, когда на карту поставлен престиж всего Запада, победа приобретала все более важное значение. Малайзийский премьер-министр Тунку Абдул Рахман обратился с призывом к сэру Роберту Томпсону, который оказал важную помощь в успешном подавлении коммунистического мятежа в его стране: «Вы должны поехать во Вьетнам и помочь им, чтобы я мог удержать свою линию фронта»
[222].
Американцев вдохновлял успешный опыт Британии в подавлении партизанских движений, хотя британские офицеры предпочитали не распространяться о тех средствах, с помощью которых они достигали своих целей. Хотя в своих колониальных войнах англичане отличались меньшей жестокостью, чем французы, методы, использованные ими в Малайе, Кении, Адене и на Кипре, были не для чувствительных натур. Самолеты Королевских ВВС распыляли гербициды и дефолианты над контролируемыми партизанами районами. В 1952 г. британская коммунистическая газета Daily Worker опубликовала фотографию королевского морского пехотинца, который демонстрировал головы двух малайских партизан. Командование объяснило, что головы были сфотографированы якобы с целью установления личностей убитых, однако это не успокоило бурю общественного негодования. Бомбардировки мирных деревень также не были редкостью. Но, в отличие от французов, британцы каким-то образом умудрялись выходить победителями.
